Даже несмотря на то, что три призрачные мужские фигуры еще читались в темноте на дороге, вдова опустила взгляд и принялась истово молиться…
Капрал Карл Зейдель был неплохим малым по гражданским меркам. И службу в армии не любил, и уж тем более саму войну. Но мобилизация с каждым годом подметала в ряды вермахта все больше и больше немецких мужчин. Никто не обращал внимания на их пристрастия и убеждения. Сперва брали только здоровых и молодых, потом тех, кто постарше, послабее. А после того как дела на Восточном фронте пошли не лучшим образом, в строй стали загребать чуть ли не всех подряд…
Вот так сорокатрехлетний Зейдель и попал в тыловые части вермахта. Не с его пивным животом и близорукостью было в силах отбивать советские атаки в окопах под Сталинградом. Служить в Польше считалось относительно безопасным. Бойцы подпольной Армии Крайовой, управляемой из Лондона польским эмигрантским правительством, крупные диверсии устраивали редко. Да и то это были в основном покушения на знаковые фигуры в немецкой администрации, подрыв стратегических объектов. И уж тем более никого не интересовал «маленький человек» Карл Зейдель, сменивший комбинезон строительного рабочего на форму капрала. Зейдель носил очки с сильными линзами, отчего с первого взгляда казался серьезным человеком, но на самом деле являлся в душе конченым разгильдяем. В конце концов, не всякий немец любит железный германский орднунг.
Служить ему пришлось в инженерном батальоне мотопехотного полка. Служба не сильно пыльная. От немолодого мужчины требовали по мере его сил. Батальон в основном занимался восстановлением разбитых тяжелой техникой мощеных дорог. С камнем работали дорожники-специалисты с привлечением местной бесплатной рабочей силы из поляков. Карл же работал на подхвате извозчиком, подвозил на телеге материалы, воду в большой деревянной бочке, обеды. Но вот уже прошло три дня, как кляча, на которой он возил грузы, околела, да и крестьянская телега, изначально предназначенная для перевозки сена, соломы и картошки, не выдержала неподъемной тяжести камней для мощения, дышала на ладан. Того и смотри, развалится. Зейдель, как и положено в таких случаях, доложил о своих бедах командиру батальона, тот написал рапорт командиру полка. И вот на руках у капрала появилась долгожданная бумага. Командование командировало его в деревню Бялы Двор Ченстоховского воеводства за новым гужевым транспортом. Бумага с подписями и печатями извещала, что жителями деревни должна быть безвозмездно передана на нужды вермахта исправная грузовая телега вместе со здоровым сильным конем.
Почему именно жители этой деревни задолжали оккупантам, в документе не уточнялось. Скорее всего они сами про это знали или догадывались. С оккупантами спорить не принято. Также бумага предписывала капралу Зейделю вернуться в расположение родной части не позже чем через четыре дня. Он и отправился в путь. Сперва по железной дороге, затем военной попуткой. Последнюю часть дороги пришлось проделать пешком. Но Карл не расстраивался. Не так уж плохо прогуляться по полевой дороге, полюбоваться пейзажами. Светило солнце, дул теплый майский ветер. Казалось, что мир живет без войны. Вскоре капрал вышел к деревне.
Жители Бялого Двора встретили его настороженно. Ближайший военный гарнизон располагался в городке за пять километров, немцы заглядывали сюда редко. Даже своего полицейского здесь не было. За порядком следил выбранный жителями по указке немцев староста. К нему Карл сразу же и направился.
Матери торопливо загоняли своих детей по домам с улицы. Мужчины подозрительно щурились на немца, хотя и здоровались.
После визита к старосте весть о том, что кому-то в деревне придется расстаться с телегой и конем, тут же облетела селение. Прятать рабочую скотину было уже поздно. Зейдель стоял на улице, весь Бялы Двор просматривался из конца в конец. И тут капрал понял, что это его звездный час. У него есть выбор. От него в этой жизни что-то да зависит. И он дал крестьянам об этом знать намеком.
Крестьяне решили умаслить оккупанта. В самом деле, не для себя же он берет подводу и лошадь. Что, если он возьмет не самое лучшее? Откуда его командование об этом узнает?
– Вдруг у нас все кони тощие? – пытался достучаться до чувствительного сердца капрала староста.
– И такое может случиться, – философски согласился Карл.
Этот очередной намек был понят с лету. Зейделя вновь пригласили в дом старосты. Стол оказался уже накрыт. Карл и так не голодал, но давно не пробовал хорошей деревенской пищи. К тому же на видном месте стояла бутылка с самогоном или, как называли его местные жители, – бимбером.
Не дурак выпить, пока он наливался спиртным вместе со старостой, решившим, что сегодня выдался прекрасный случай напиться на глазах у жены без последствий, крестьяне долго решали, что именно предложить немцам. Споры шли жаркие, наконец было решено возместить всем миром владельцу коня и телеги убыток. Карл пьянел не слишком быстро. Во-первых, закуска оказалась хорошей и жирной. Жареный гусь, тушеная картошка с сушеными грибами и грудинкой. Соленые огурцы хрустели на зубах. Во-вторых, даже находясь на службе в вермахте, капрал умел раздобыть себе выпивку, что человеку с конем, телегой и заряженным карабином на оккупированной территории совсем не сложно.
Осоловевший, он подмигнул старосте и посмотрел в окно на выставленных на улице для выбора трех коней и три телеги, затем перевел взгляд на опустевшую бутылку.
– Я, конечно, мог бы пройтись по дворам, посмотреть попристальнее… – начал он и замолчал.
– Зачем себя так утруждать, господин капрал? – тут же всполошился староста и посмотрел на жену.
Та без лишних слов поставила на стол еще одну бутылку самодельного спиртного.
– Одной бутылки будет мало, – абсолютно прямолинейно заявил пьяный Зейдель.
И сразу получил желаемое. Теперь перед ним стояли две бутылки бимбера, заткнутые туго скрученными из газеты пробками.
– Это другое дело, – Карл поднялся, снял со спинки венского стула карабин и забросил за спину.
– Мы и закуску вам в дорогу собрали, господин капрал, – напомнил о своих и сельчан заслугах староста, подавая оккупанту полотняный мешок.
– Это правильно.
Зейдель сунул бутылки в карманы кителя и на неверных ногах вышел из дома. Староста с женой на всякий случай страховали его слева и справа, чтобы не упал. Потом оберись хлопот, объясняя немцам, почему Зейдель лежит посреди деревни с разбитой головой. Но к чести капрала, до коней он добрался самостоятельно. Немного постоял, моргая заплывшими от удовольствия глазками под толстыми стеклами очков. Затем указал на коня, показавшегося ему самым ухоженным.
– Этот. – Откуда Карлу было знать, что именно этого, самого слабого и старого коня все время, пока капрал пьянствовал, мыли и терли скребницей, вдобавок намазали постным маслом, чтобы блестел. – И телегу возьму, положим, эту, – указал капрал на нестарый, крепко собранный воз.
Сказал и тут же сел, хотя коня еще не запрягли. В подводу постелили солому, положили мешок с овсом и продукты для Карла. Провожали его всей деревней. На прощание староста дал дельный совет ехать не по шоссе, а проселками. Даже дорогу показал. Как выразился сам староста – «передвигайтесь, господин капрал, тропинками». Так имелось меньше шансов наткнуться на жандармерию или немецких офицеров. Староста не столько боялся за будущее капрала, сколько за свое собственное. Напоить немецкого военнослужащего при исполнении – это могли расценить как диверсию со всеми вытекающими для старосты и его односельчан последствиями.