Перевалившись через последнюю ограду, беглец устремился к одной из двух машин, стоящих на прямоугольной бетонной площадке. Взрывая ступнями рыхлую почву, Белов затормозил, как это делает на всем ходу скакун, вздернутый за удила. Сунув дуло «стечкина» в ячейку проволочной плетенки, он произвел пять беглых выстрелов.
Третья по счету пуля заставила бегущего споткнуться. Четвертая швырнула его на капот машины. Пятая прошла мимо и издала металлический звук «плонк», пронзив автомобильный корпус.
Это был «Ниссан». Тот самый синий «Ниссан», в котором ездил сержант Шабан Вантариза. Сам сержант, раскачиваясь, как пьяный, пытался сохранить равновесие.
«Теперь он мой», – подумал Белов, оглядываясь. Вокруг не было ни души. То ли никто не услышал выстрелов, то ли это были не те звуки, которые могут выманить на улицу ночью.
А еще Белов подумал, что стрелять в живого человека совсем не трудно. Особенно после того, как этот человек убил девушку буквально у тебя на руках. Пусть глупую, пусть подлую, но слабую и беззащитную.
Пораскачивавшись еще немного, Шабан рухнул на колени и остался стоять в позе молящегося. Сунув пистолет за пояс, Белов взялся за ограду, готовясь подпрыгнуть.
В этот момент вспыхнули фары стоящего на площадке белого внедорожника и заработал двигатель. Белов успел заметить, что это мощный «Хендай», когда в окно высунулся мужской силуэт и открыл огонь. Слепящие вспышки сделали чернокожего мужчину абсолютно невидимым.
Трах-трах-трах-трах! Упав на землю, Белов насчитал четыре выстрела, произведенных по нему, и даже услышал свист одной из пуль. Следующие два выстрела мужчина направил в низко наклоненную голову Шабана.
Трах! Трах! Мягко, словно тряпичное чучело, сержант упал.
Возобновив стрельбу по Белову, водитель белого «Хендая» дал задний ход, умело развернулся и был таков.
Полежав еще немного у ограды, Белов прислушался. Где-то надрывалась потревоженная собака, но человеческих голосов слышно не было. Все закончилось. Белов несколько раз ударил кулаком по земле. Его обставили. Этой ночью он чудом остался в живых, но все равно его обставили!
* * *
Мали лежала на том же месте, где Белов ее оставил. Между ее ключицами торчало копье с таким длинным наконечником, что, проткнув девушку, он слегка зацепил Белова. Противоположный конец двухметрового древка был туго обмотан полосой из сыромятной кожи.
– Ассегай, – прозвучал голос за спиной.
Обернувшись, Белов увидел Приходько. Со своим чубчиком, одетый в шорты и веселенькую рубаху навыпуск, он походил на невероятно разросшегося мальчишку.
– Что ты сказал? – переспросил Белов.
– Ассегай, – повторил Приходько и толкнул пальцем древко, отчего голова Мали мотнулась из стороны в сторону. – Африканское копье с длинным наконечником. Его можно использовать в качестве ножа. По краям лезвия зазубрины.
– Зачем?
– А ты попробуй вытащить копье, тогда узнаешь. Оно же охотничье.
– Охотились на меня, – пробормотал Белов.
– Я так и понял, – сказал Приходько.
– Это был подручный майора Кулафье, сержант Шабан Вантариза. Майор его скорее всего и убил. Но лица того, кто сидел в джипе, я не разглядел, – завершил рассказ Белов.
– У них тут у всех физиономии такие, что в темноте одну от другой не отличишь, – сказал Приходько.
Возразить против этого было нечего. Они помолчали, разглядывая продырявленную дверь. Белов зачем-то просунул в дыру палец и поцокал языком:
– Ох и силища была у сержанта. Какой удар, а?
– Ассегаями пробивали взрослых воинов со щитами, – заметил Приходько. – Баба похрупче и помягче будет.
Они одновременно поглядели на Мали. Ее остекленевшие глаза смотрели в потолок, как будто следили за чем-то происходящим там, вверху. Росчерки засохшей крови, вытекшей из уголков рта, придавали рту преувеличенно скорбные очертания.
– Маска трагедии, – сказал Белов.
– Шо? – не понял Приходько. – Какая трагедия, брось! Тварюка она была, хоть про мертвых не говорят поганого. Подставила тебя. И ведь знала, что тебя укокошат.
– Но укокошили-то ее.
– Так ей и надо. Поехали отсюда. Все-таки ты не кого-нибудь завалил, а полицейского.
– Я не на поражение стрелял. Только ранил этого мудака.
– Все равно копать будут, – настаивал Приходько. – А если уж начнут, то докопаются.
– Не докопаются, – сказал Белов.
Опустившись на корточки, он провел по лицу Мали ладонью, как делали это герои кинобоевиков.
– Откуда такая уверенность? – вскинул брови Приходько.
– Отпечатки шин «Хендая», пули в черепе сержанта… Нет, господин майор дело замнет.
Белов с неудовольствием увидел, что глаза убитой по-прежнему открыты.
– Неужели они повсюду одинаковые? – воскликнул Приходько.
– Кто? – не понял Белов.
– Да полицаи эти. Мусора. Легавые.
– Думаю, только в странах третьего мира, – ответил Белов, надавливая на веки Мали пальцами. – Ну, в банановых республиках, где процветают коррупция, беззаконие и единовластие.
– Слушай, – заинтересовался Приходько, – а как дела с этим обстоят у вас, в России?
Вопрос заставил призадуматься, зато ответ получился очень глубокомысленный.
– В России, – сказал Белов, – бананы не растут.
Он выпрямился над телом Мали. Она больше не смотрела ни на него, ни в потолок. Так было легче.
– Айда, – сказал он.
– Совесть мучает? – спросил Приходько, когда они вышли на свежий воздух.
– Не то чтобы совесть, – ответил Белов, – но что-то мучает. Неправильно это, когда молодые умирают.
– Неопытный ты.
– Почему это я неопытный?
Они остановились, каждый у своей машины.
– Людей жалеешь, – сказал Приходько.
– А ты не жалеешь? – спросил Белов.
– Так – нет. Только когда снятся они.
– И часто снятся?
– Каждую ночь, – зло ответил Приходько. – Так что еще вопрос, стоит ли привыкать ко всему этому.
Захлопнувшись в своем ярко-красном джипе «Гранд Чероки», он стартовал с места так резко, что только гравий из-под колес полетел.
Следующий день прошел скучно и бесцельно. Побродив по городу, Белов пообедал в итальянском ресторанчике среди разноязычных туристов, а затем отправился в кинотеатр, где посмотрел американский фильм, ни сюжета, ни названия которого не сумел бы вспомнить уже полчаса спустя.