– Я поняла, – сказала Гайлет. На мгновение Фибену показалось, что он увидел на ее лице слабую улыбку, которая тут же сменилась сердитым выражением. – И что же произошло?
Фибен потянулся и зевнул.
– А как ты думаешь? Бунт, конечно.
У нее отвисла челюсть.
– Правда? В университете?
– Точно, как то, что я сижу здесь.
– Но...
– Первые несколько минут все шло нормально. Говорю тебе, старина Игорь оправдал свою репутацию. Толпа приходила во все большее и большее возбуждение. Даже оркестр его ощутил. А потом положение вышло из-под контроля.
– Но...
– Помнишь старого профессора Ольфинга с факультета земных традиций? Тот самый пожилой шимп, который еще носил монокль? Он много времени отдавал попыткам протащить законопроект о моногамии шимпов.
– Да, я его знаю. – Гайлет кивнула, широко раскрыв глаза.
Фибен сделал жест двумя руками.
– Не может быть! При всех? Профессор Ольфинг?
– И не с кем иным, как с деканом факультета питания.
Гайлет издала резкий звук. Она отвернулась, прижав руку к груди.
Казалось, ее охватил неожиданный приступ икоты.
– Конечно, позже парная жена Ольфинга простила его. Иначе ей пришлось бы с ним распрощаться: некая группа из десяти членов пригласила его к себе. Заявила, что им нравится его стиль.
Гайлет закашлялась, ударила себя по груди и затрясла головой.
– Бедный Игорь Паттерсон, – продолжал Фибен. – У него тоже не обошлось без проблем. Парней из местной футбольной команды пригласили на концерт в качестве охранников. Когда положение стало критическим, они попытались воспользоваться огнетушителями. Все скользили, но это не уменьшило пыла.
Гайлет еще громче закашлялась.
– Фибен...
– Да, тяжело пришлось, – вспоминал он вслух. – Игорь выбивал дробь сопровождения блюза, он так колотил по барабану, не поверишь. И тут сорокалетняя шимми, совершенно нагая и скользкая, как дельфин, прыгнула на него прямо с потолочной балки.
Гайлет согнулась, держась за живот. Она подняла руку, умоляя сжалиться над ней.
– Перестань, пожалуйста, – слабо попросила она.
– Слава небу, она упала на барабан и застряла в нем. И пока ее вытаскивали, бедный Игорь сбежал через запасной выход. Едва успел опередить толпу.
Гайлет склонилась набок. Фибен даже встревожился, так покраснело ее лицо. Она хохотала, колотила руками по полу, и слезы потоком лились у нее из глаз. Потом перевернулась на спину, продолжая хохотать.
Фибен пожал плечами.
– И все это во время первого номера. Паттерсон исполнял свою оригинальную версию проклятого национального гимна. Какая жалость! Мне так и не довелось послушать его вариации «Инагадда Да Вита».
– Но теперь, когда я об этом вспоминаю, – снова вздохнул он, – может, оно и к лучшему.
* * *
В 20.00 начинался комендантский час. Отключали электричество, и для пленников не делали исключения. Незадолго до заката поднялся ветер и колотил ставнями их маленького окна. Ветер дул с океана и приносил запах соленой воды. Где-то далеко слышался глухой рокот ранней летней грозы.
Спали они, завернувшись в одеяла, так близко друг к другу, насколько позволяли цепи, голова к голове, так что в темноте слышали дыхание друг друга. Засыпали, вдыхая испарения мокрого камня и соломы.
Руки Гайлет судорожно дергались, словно во сне она следовала ритму иллюзорного спасения. Ее цепи слабо позвякивали.
Фибен лежал неподвижно, время от времени глаза его закрывались и открывались, но в них не было сознания. Иногда у него перехватывало дыхание.
Они не слышали негромкого гудения в коридоре, не видели слабого света, пробивающегося сквозь щели деревянной двери. Ноги шаркали, когти стучали о каменные полы.
Когда зазвенели ключи, Фибен дернулся, повернулся набок и сел. Когда заскрипели петли, он принялся протирать глаза. Гайлет подняла голову и заслонила глаза рукой от яркого света двух ламп на высоких стержнях.
Фибен чихнул, почувствовал запах оперения и лаванды. Несколько проби в ярких комбинезонах поставили его и Гайлет на ноги. Он узнал голос их предводителя Железной Хватки.
– Ведите себя прилично. У вас важные посетители.
Фибен мигнул, пытаясь привыкнуть к свету. Наконец ему удалось разглядеть небольшую группу птицеподобных – большие шары белого пуха, в лентах и шарфах. Двое из них держали высокие стержни, с которых свисали лампы. Остальные толпились вокруг чего-то, напоминающего столб. Он заканчивался небольшой платформой, на которой стояла необычная птица.
Она тоже затянута в яркие ленты. Большой двуногий губру нервно переступал с ноги на ногу. Возможно, это просто случайный эффект света, но плюмаж птицы казался ярче, многоцветнее, он светился, как не светятся обычно их белые гребни. Фибену показалось, что он уже видел этого захватчика или другого такого же.
«Какого дьявола он пришел сюда ночью? – удивился Фибен. – Мне казалось, они не терпят ночных путешествий».
– Окажи должное уважение почтенным старшим, членам высокого клана гуксу-губру! – резко сказал Железная Хватка, пихая Фибена.
– Я покажу этой проклятой птице свое уважение. – Фибен откашлялся и набрал в рот слюны.
– Нет! – закричала Гайлет. Она схватила его за руку и настойчиво зашептала: – Фибен, не надо! Пожалуйста! Ради меня. Поступай точно, как я!
Ее карие глаза умоляли. Фибен глотнул.
– Какого дьявола, Гайлет!
Она повернулась к губру, сложила руки на груди и низко поклонилась.
Фибен повторил.
Галакт смотрел на них – сначала одним немигающим глазом, потом другим. Подошел к краю платформы, носильщики переместились, удерживая равновесие. Наконец губру принялся испускать серию резких скрипучих звуков. Четвероногие сопровождали его речь странным аккомпанементом, чем-то вроде «Зуууннн».
Вперед вышел один из помощников-кваку. У него на шее висел блестящий металлический диск. Переводчик говорил на ломаном англике:
Было решено... решено в чести,
Решено в праведности...
Что вы двое не преступили...
Не нарушили...
Правила поведения... правила войны.
Зууууун.
Мы решили, что это возможно... допустимо...
Соответствует статусу детей...
Мы милосердно считаем... верим...
Что вы боролись ради своих патронов. Зууууун.
До нашего внимания дошло... нас достигло...
Знание, что ваш статус —
Руководители вашего генного потока... течения расы... вашего вида во времени и в пространстве.