Он не имел к Щеглову ни одной претензии, но вот эта манера «перетирать дела» совершенно вывела его из себя. «Черного кобеля не отмоешь добела! – подумал он о главе администрации. – Был ты Колян Щегол, им и остался!»
* * *
Лишь отслужив утреню и навестив в больнице одну из самых пожилых своих прихожанок, отец Василий позволил себе выйти в центр.
Экологический пикет стоял на прежнем месте, но теперь вместо братвы рядом с перебинтованным Антоном стояли кудлатые молодые ребятишки в легкомысленных курточках и, было видно, весьма дорогих, пусть и потертых джинсах. «Москвичи!» – сразу понял священник.
Впрочем, совсем без братвы не обошлось. Крепкие ребята стояли чуть поодаль, тщательно ощупывая внимательными взглядами зевак и прошмыгивающих мимо пикета служащих администрации. «Порядок соблюдают», – подумал отец Василий и обогнул пикет стороной.
Но совсем избежать нежелательных встреч так и не удалось – чуть поодаль от экологов снова расположился сияющий Самохвалов-старший с новеньким антипоповским плакатом.
– Что, батюшка, пора сливать воду! – весело крикнул он священнику. – Не все вам нашу кровушку пить!
Отец Василий ускорил шаг.
– Документика-то у вас на землю не имеется! – крикнул ему вдогонку Самохвалов. – Мне правозащитники все разъяснили! Придется вам отвечать за свои поступки!
«Чушь какая! – молча возмутился священник и пошел еще быстрее. – Все у нас имеется! Не у нас, конечно, а в администрации, но есть…»
– Не успел Медведев распоряженьице-то подписать! – еще задорнее крикнул ему вслед Самохвалов и рассмеялся.
Священник похолодел. Он сразу вспомнил, как быстро, как скоро произошла тогда смена руководства, и понял, что это могло быть правдой. Отец Василий кинулся в администрацию, он должен был все знать точно!
* * *
В коридоре администрации и приемной главы было настоящее столпотворение. Похоже, что здесь собрались все обиженные властью за последние пятнадцать-двадцать лет. Заполошенно бегали по коридору престарелые клерки, а лестничные площадки и туалеты были заполнены курящими.
– Наталья Серафимовна! – пробился к взмыленной секретарше отец Василий. – Где распоряжение Медведева по земле?
Секретарша кинула на священника затравленный взгляд и, отбиваясь по ходу от наседавших на нее жалобщиков, вытащила папку с распоряжениями главы и сунула ее отцу Василию.
– Не было такого распоряжения, – покачала она головой. – Можете проверить. Меня уже сегодня об этом спрашивали.
Священник растерянно принялся перелистывать документы. Вот распоряжение об акцизах, вот о местных налогах, вот о содержании домашних животных… бумаги о передаче земли храму не было!
– И что же теперь делать? – задумчиво произнес он.
Секретарша виновато пожала плечами.
* * *
В следующие два дня отец Василий пытался пробиться на прием к Щеглову шесть раз. Крестил младенцев – и бегом в администрацию, причащал взрослых – и скорее в приемную… Но все было бесполезно.
Впрочем, он был не одинок. В эти дни весь городок точно взбесился, всплывали старые, забытые, казалось, обиды и не доведенные до конца дела, с новой силой вспыхивали утихомирившиеся вроде бы страсти. Традиционная, глубоко провинциальная уверенность в том, что «Москва разберется», заставила десятки горожан снова и снова обивать пороги и отирать стены госучреждений.
Жаловались на все и на всех, и никто даже не брал в голову, что приехавшие правозащитники вовсе не представители президента или кабинета министров, а их возможности далеко не безграничны. Да и приехали они сюда вовсе не за тем, чтобы восстановить достоинство гражданина А, попранное десять лет назад в его затяжной сваре с соседом гражданином B или структурой С, которой он отдал двадцать пять лет безупречного труда.
Но самое удивительное, что справедливость все-таки торжествовала. Возвращались незаконно изъятые материальные ценности, были приняты к пересмотру черт-те какой давности дела… может быть, потому, что и глава администрации Щеглов, и прокурор Силантьев, и главный мент Скобцов – все они были такие же глубокие провинциалы, как и пострадавшие, и несли в себе все тот же мистический, логически не объяснимый страх перед «Москвой».
Тучи начали сгущаться даже над главной городской кормилицей – воинской частью. Привезенные по чьему-то заказу, впрочем, что там скрывать, по сомовскому заказу, по сомовскому… экологи взялись за дело споро и профессионально и устроили вокруг бедного Брыкалова целый шабаш. «Что скрывает Министерство обороны?!» – вопрошали плакаты в руках растущих в числе пикетчиков. «Народ должен знать правду!»
А если разобраться, ну что там мог скрывать Брыкалов? Количество списанного морально устаревшего обмундирования? Или пропитого прапорами бензина?
Отец Василий во все эти разборки не лез – своих забот хватало. Так что звонок из патриархии, когда его специально предупредили о позиции принципиального невмешательства, был излишним. Но тем не менее звонок был, и когда отец Василий положил трубку на рычаги, первой его мыслью было: «Кто же меня пасет?» Он глубоко сомневался, что патриархия звонит всем своим служителям по каждому политическому поводу…
А примерно через час после звонка в бухгалтерию ворвался диакон Алексий.
– Батюшка! Ваше благословение! – брызгая слюной, затараторил он. – Они!.. Там!.. Ограду нашу переносят!
– Что?! – священник кинулся вслед за диаконом во двор. Чего-то подобного он ждал.
У храмовой ограды копошилось человек сорок. Все бывшие гаражевладельцы.
– Раз-два! Взя-ли! – командовал забравшийся на столб и возвышающийся над всей этой вакханалией, как питерский матрос над движущейся по улице революционной массой, рыжий Самохвалов. – Е-ще… взя-ли!
– Ты что это делаешь?! – подлетел к Самохвалову отец Василий и сдернул наглеца вниз.
– Полегче, святой отец! – возмутился Самохвалов. – А то еще и моральный ущерб мне заплатишь! У нас правозащита!
– Я тебе покажу моральный ущерб! – затеребил его за ворот священник, отчего самохваловская голова затряслась, как шарик в стакане. – Я тебе устрою правозащиту!
– Полегче, батюшка, полегче!
Священник огляделся. Толпа была настроена решительно.
В прежние времена он не остановился бы ни перед чем. Десять противников – значит, десять! Двадцать? Хорошо, пусть будет двадцать! Но там, у храмовых ворот, все еще стояли его прихожанки, и священник вспомнил о своем долге и… отступил.
– Ладно, – выпустил он старшего Самохвалова, отчего тот шмякнулся о землю, как переспелое яблоко. Отец Василий разогнулся и оглядел толпу. – Вы не правы.
– Вы и сами не правее нас, – отозвался кто-то из толпы. – Привыкли тут беспредельничать! А у нас законы, между прочим, есть!
Они даже не понимали, сколь противоестественно звучат слова о законе в устах самовольных застройщиков. Священник хотел было сказать что-то о законе божием, законе, который выше всех человеческих, но вздохнул, бессильно махнул рукой, повернулся и побрел к храму.