– Пока с Большой земли не подвезут новичков, я буду вас выдергивать на хозяйственные работы. Сегодня вы мне не нужны, а завтра, возможно, пригодитесь…
– Чем обрадуешь, бригадир? – тушит бычок Степаныч.
– Работой, – простодушно улыбается тот. – Поехали вниз…
Бригадир по имени Вениамин оказался говорливым и весьма мягким человеком. Так, по крайней мере, нам показалось после пятидневного общения с местным гаулейтером Осипом Архиповичем.
Мы спускаемся в кабинке рабочего лифта на самый последний – тридцатый уровень. Ехать предстоит долго, и Веня пользуется моментом, демонстрируя опыт, компетентность и значимость.
– Знаете, сколько существует в мире полноценных шахт? – задает он каверзные вопросы.
Четверо наших товарищей – профессиональных шахтеров – недоуменно пожимают плечами. Мы с врачом тем более помалкиваем. Откуда нам знать ответы на подобные вопросы?..
– Кто бы сначала объяснил, что такое «полноценная» шахта, – бурчу я.
Веня весело продолжает:
– Во-первых, к полноценным относятся шахты, ежегодная выработка которых превышает сто пятьдесят тысяч тонн полезных ископаемых. Во-вторых, полноценными являются те, где соблюдены меры безопасности. К примеру, имеются два шахтных ствола для обеспечения запасного выхода в случае аварийной ситуации.
– С этим пунктом ликбеза все ясно, – останавливаю словесный понос. – Валяй дальше.
Ощущая себя на трибуне, бригадир торжественно произносит:
– Так вот, всего в мире полноценных шахт насчитывается не более шестисот пятидесяти.
– Всего-то?.. А что же остальные?
– Остальных около шести тысяч. Их выработка либо менее ста пятидесяти тысяч, либо меры безопасности соблюдены не в полной мере.
– Доходчиво. Надо полагать, наша шахта в первых рядах?
– В первых рядах чего?
– Ну, тех… которых шестьсот пятьдесят.
Веня смеется:
– Не угадал. Мы не вырабатываем ста пятидесяти тысяч тонн минерала.
– Ну и хрен с ним – с минералом. Хорошо, хоть меры безопасности соблюдаются…
– Нет, дружище, – перебивает меня бригадир, – второго шахтного ствола здесь тоже нет. Так что простой народ величает нашу шахту мышеловкой.
– Уж не означает ли это, что мы не выберемся на поверхность, если в единственном стволе случится обвал?
– На шахтах всякое возможно, – уклоняется он от прямого ответа. И улыбается, довольный произведенным впечатлением.
Клеть останавливается на последнем – тридцатом уровне.
Отодвинув решетку, бригадир торжественно объявляет:
– Мы опустились почти до уровня моря.
– Это какая же здесь глубина? – интересуется Степаныч.
– Четыреста метров.
У лифтов кипит работа: мужики в прорезиненных робах перегружают породу из грузовых клетей в тачки и увозят вниз по наклонной петле. Здесь холоднее, чем на верхних уровнях, а воздух пропитан солоноватой влагой и запахами нечистот. На аншлаге значится: «Уровень № 30. Размывочная».
– Вениамин, – тереблю за рукав бригадира, – откуда здесь эта вонь?
– Как откуда? Сюда сливается содержимое всех канализаций и прочие отходы. Сейчас увидишь…
Мы входим в короткий коридорчик с подсобными помещениями…
– Господи, – беззвучно шепчет Чубаров. – Так глубоко под землей я еще не бывал.
– Не дрейфь, – успокаиваю приятеля. – Ты московским метро пользовался?
– Разумеется.
– На станции «Парк Победы» был?
– Да, неоднократно. Я некоторое время проживал на Славянском бульваре – это рядом.
– Значит, можешь считать себя шахтером со стажем.
– Почему вы так думаете?
– «Парк Победы» – самая глубокая станция Московского метрополитена. Я где-то слышал, что она находится на глубине восьмидесяти метров.
Данная информация вкупе с моим спокойным голосом благотворно воздействует на бывшего доктора. Вздохнув, он забывает о том, что находится внутри огромной черной скалы, и просто глазеет по сторонам.
Смотреть здесь особенно не на что. Сбоку от уходящей вниз петли расположен короткий коридорчик с несколькими помещениями. В одно из них Веня нас и привел.
– Переодевайтесь, – показывает он на металлические шкафчики. – Работать на тридцатом уровне нужно в специальной одежде…
* * *
Сняв оранжевые комбинезоны, мы натягиваем прорезиненную робу. Войдя в кривой наклонный тоннель, бригадир объясняет:
– Тоннель делает петлю и выходит на самую нижнюю площадку вертикального ствола. Посторонитесь…
Мы принимаем вправо, пропуская двух мужиков, везущих вниз тачки с породой. В тоннельной петле темновато, но рожа одного из них мне показалась знакомой. Впрочем, рассмотреть его лучше не получилось, навстречу медленно полз взмыленный шахтер, тяжело толкая перед собой тачку, наполненную странного вида веществом. Куски вещества были абсолютно черными с вкраплением блестящих точек. Если бы не таинственный блеск, то я принял бы его за обычный антрацит.
– Это минерал после грубой отмывки от породы. Его получается очень мало – примерно одна двухсотая часть от объема добытой породы. Всего за смену удается намыть не более пяти-шести тачек.
– И куда его везут?
– Поднимут в лабораторию и займутся тонкой очисткой. После лабораторной очистки минерала остается еще меньше – не более десятой части.
– Всего-то…
– Да, но зато на выходе получается чистейший рениит! – с гордостью заявляет Вениамин.
Наклонный тоннель действительно оказался единственным витком этакой спирали и привел нас на довольно обширную площадку, сплошь залитую водой. Дальним краем площадка граничила с вертикальным стволом шахты, там попросту зияла огромная дыра, не огороженная ни парапетом, ни металлической сеткой. Над краем нависала нижняя часть наклонной корытной мойки, вокруг которой копошилось несколько человек в таких же робах. Одни подвозили на тачках породу, другие перебрасывали ее в желоб, третьи ворошили ее лопатами у вращавшихся шнеков. Со свисающего края мойки лилась почерневшая вода, унося с собой куски пустой породы.
– Вот здесь и происходит грубая очистка минерала, или, другими словами, его обогащение, – вводил в курс дела бригадир. – Общая длина мойки – пять метров, ширина – полтора; в нижний конец желоба непрерывно загружается минералосодержащая порода, а с противоположного конца подается вода. Вращающиеся навстречу друг другу шнеки перемещают породу вдоль желоба, разрушая непрочные включения. Измельченная пустая порода уносится встречным потоком воды, а промытый минерал доходит до верхнего конца и падает в тачку.