Подполковник Уваров встал, аккуратно собрал и ссыпал в карман стреляные гильзы и, держа под мышкой винтовку, стал неторопливо спускаться по заросшему высокой травой склону на заливной луг. Малиновый шар солнца уже почти коснулся иззубренной линии горизонта, над темной речной водой несмело зашевелились первые, пока еще прозрачные, готовые развеяться от малейшего дуновения, пряди тумана. Тишина стояла такая, как будто грохот пальбы и истошный визг рикошетов были просто привидевшимся наяву дурным сном. В этой тишине шорох трущейся о камуфляжные штанины жесткой переспелой травы разносился далеко, и, услышав его, боевой генерал Степан Лукич Пустовойтов понял, что по некошеному заливному лугу к нему неторопливо приближается сама смерть.
С пулей в позвоночнике пошевелиться он не смог бы, даже если бы сверху, придавив его к земле, не лежал труп дважды убитого охранника. Странно и удивительно было уже то, что он до сих пор продолжал дышать и оставался в сознании. Уваров, разумеется, не мог этого даже предположить; это была маленькая удача, мизерный, но все-таки шанс, и генерал сделал все, что было в его силах, чтобы им воспользоваться.
Рука, сжимавшая рукоятку трофейного «вальтера», едва заметно шевельнулась, направив ствол пистолета более или менее в ту сторону, откуда слышались приближающиеся шаги, скользкий от крови палец нажал на спусковой крючок. Пистолетный выстрел спугнул тишину, пуля пропахала в пыли короткую борозду и взметнула фонтанчик земли на обочине. Уваров небрежно вскинул винтовку и выстрелил, почти не целясь. Придавленное тяжестью остывающего трупа, лежащее ничком в пыли тело конвульсивно содрогнулось, приняв в себя остроносую винтовочную пулю, пальцы разжались, выпустив еще хранящий следы заводской смазки старый немецкий пистолет.
– Вот и все, старый козел, – сказал, опуская «драгуновку», подполковник Уваров.
С этого мгновения он начал действовать быстро и четко. Все было продумано и подготовлено заранее – все, вплоть до такой мелочи, как прочные полиэтиленовые мешки и булыжники, которых он набросал в багажник по дороге. Первым делом Виктор Ильич снял оставшиеся растяжки и побросал в реку ставшие ненужными гранаты. Затем упаковал в мешки, утяжелил камнями, вывез на середину реки и утопил два из четырех лежащих на луговине тел, отправив следом автоматы. Труп генерала Пустовойтова подполковник оставил на дороге, а последнего покойника не без труда взгромоздил на водительское сиденье расстрелянного «лексуса», отпихнув в сторону безголовый манекен в изрешеченной пулями камуфляжной куртке.
Сняв с собственной шеи, он повесил на грудь убитого именной жетон военнослужащего на прочной стальной цепочке, испытав при этом странное ощущение потери. Впрочем, не такое уж и странное: для него этот жетон был не просто предметом и значил едва ли не больше, чем для истинно верующего человека нательный крест. Небрежно брошенная на колени трупа «драгуновка» и засунутый в карман его куртки табельный пистолет подполковника ФСБ Уварова довершили картину. Виктор Ильич не думал, что Тульчин и Потапчук смогут до конца поверить в эту инсценировку, но сомнение – а вдруг все-таки он? – останется, и это поможет ему выиграть время.
Щедро поливая сидящий за рулем труп, салон и кузов «лексуса» бензином из предусмотрительно захваченной в дорогу канистры, он подумал, что лучше все это спланировать, организовать и оформить не смог бы, пожалуй, даже этот урод, его однокашник – Слепой, или как он там сейчас себя называет. И еще: со Слепым надо разобраться. Не сейчас, а когда пройдет время, когда уляжется пыль, и этот везучий ублюдок успокоится, почувствовав себя в полной безопасности. И вот тогда – о, тогда он горько пожалеет, что тот косорукий львовский снайпер промахнулся!
Пятясь и поливая землю за собой остатками бензина, он отошел от машины на несколько метров, отшвырнул пустую канистру, сунул в зубы сигарету и прикурил от спички. Спичка, кувыркнувшись на лету, упала в бензиновую лужицу, пламя взметнулось с негромким хлопком и, вытягиваясь змейкой, побежало по примятой траве к расстрелянной, обреченной машине. Очертания изрешеченного пулями золотистого корпуса заволокло клубами черного, с рыжими прожилками дыма, огонь загудел, с аппетитным треском пожирая дорогую обивку салона. Подполковник глубоко затянулся сигаретой, щелчком отправил окурок в огонь и, повернувшись к превратившемуся в столб чадного пламени «лексусу» спиной, зашагал через сгущающиеся сумерки к реке.
Через минуту низкие берега огласил рев мощного лодочного мотора, и быстроходный катер генерала Пустовойтова, рассекая острым носом густеющий туман, устремился вниз по течению.
Виктор Ильич точно знал, куда и зачем направляется. Покойный Струп, а следом и его убийца, каждый в свой черед, успели поделиться с подполковником Уваровым своей мечтой: когда все кончится, уйти подальше от городской суеты и, более не имея ничего общего с родной конторой, осесть где-нибудь на обезлюдевших берегах Припяти. Эта чужая мечта незаметно пустила корни в его сознании, и в какой-то момент Виктор Ильич почувствовал, что, в отличие от Струпа и Слепого-номер-два, может ее осуществить.
Еще как может. Тем более что свято место пусто не бывает, а все тонкости налаженного Хвостом и Бурым прибыльного бизнеса успел досконально изучить не только его дохлое превосходительство генерал-полковник Лукич.
– …в полнейшем, – искренним и проникновенным до отвращения голосом говорил в телефонную трубку Глеб Сиверов. – Все последствия техногенной катастрофы устранены. Я сделал все, как было, даже обои поклеил точно такие же – вот увидишь, ты даже не заметишь, что дома делали ремонт. Все на своих местах, как будто ничего не случилось…
Вешая на уши любимой жене эту разваренную лапшу, свободной рукой он сноровисто управлялся с кофеваркой. С удобством разместившийся в кресле у окна Федор Филиппович наблюдал за ним, сложив губы в ироническую полуулыбку: он хорошо знал Ирину, не раз имел возможность по достоинству оценить остроту ее ума и очень сомневался, что она способна, не поперхнувшись, проглотить примитивную ложь, которой в данный момент пытался ее накормить вконец завравшийся муженек.
– Кто врет? – подтверждая его предположение, возмущенно воскликнул Сиверов. – Я вру?! Что это значит: от первого до последнего слова? Так уж прямо и все! Да ничего подобного! Приезжай и убедись сама: дома полный порядок, ни малейших следов затопления. Да, вот именно, представь себе. А то сразу: все, от первого до последнего… А? Был ли мальчик? Ну, знаешь!.. В конце концов, тебе-то какая разница, был или не был? Главное, что теперь все в порядке. Согласен, пара дней чуточку затянулась. А ты попробуй найти в этом городе обои именно того цвета и рисунка, которые тебе необходимы! Все, что угодно, только не то, что тебе… Да, понял. Молчу. Люблю, целую, искренне раскаиваюсь и с нетерпением жду встречи. Вино в холодильнике, свечи на столе, а я через часок-полтора заеду, так что собирай вещи. Что? Машина? Да конечно, давно починил… Уф! – с облегчением выдохнул он, кладя на подоконник сильно нагревшуюся от его басен трубку. – Ненавижу врать.
– Особенно так бездарно, – поддакнул Федор Филиппович.