— Всё? — облегченно спросил Иван Иванович.
— На сегодня всё.
— Что значит на сегодня?
— На сегодня — это значит на сегодня.
Стоящие поодаль люди заулыбались. Потом засмеялись. Потом захохотали.
— Почему они? — спросил Иван Иванович.
— Не обращайте внимания. Вставайте.
Майор протянул руку. Иванов встал.
Ожидаемых трупов видно не было. И изрешеченной пулями машины тоже не было. Стоящая рядом машина была целехонька. И крови на земле не было.
— А где?.. — спросил Иван Иванович, имея ввиду поверженных и плененных врагов.
— Что где?
Иван Иванович увидел стоящего невдалеке Королькова, который оживленно разговаривал с бойцами группы захвата и похлопывал их по плечам.
— Так он?.. — показал Иванов на Папу-Королькова. — Майор Швырко.
— Так вы?.. — начал догадываться Иван Иванович. — Так это...
— Это была инсценировка. Учение, — досказал за него фразу майор Проскурин. — Но максимально приближенное к боевым условиям. Надеюсь, вы убедились, что застрахованы от любых сюрпризов?
— Я... Да. Но почему?.. Ведь я думал, что на самом деле...
— На самом деле все будет по-другому. Не так эффектно.
— Для чего вы все это? — укоризненно сказал Иван Иванович.
— Для вас. Исключительно для вас, — ответил майор. — Нападающие для вас. Снайперы для вас. Группа захвата для вас. Все для вас.
— Зачем для меня?
— Чтобы доказать, что мы абсолютно владеем ситуацией И чтобы выработать у вас привычку к опасности. Ведь это только, когда первый раз стреляют, страшно.
— То есть они все валяли дурака? — показал Иван Иванович на бойцов.
— Нет. Они не валяли дурака. Они работали по-настоящему. Так, как работали бы в реальных боевых. И очень хорошо справились со своей задачей.
— А я? Я справился? Смог? — поинтересовался начавший приходить в себя Иван Иванович.
— В целом справились. Не сробели. Легли вовремя... Но вот только... Подавать руку, здороваясь, не следует. Ведь на вас спецперчатки. И кивать, когда возле вас никого нет, — не надо. Подозрительно это, когда некому кивать.
— Ну точно! — засмеялся Иван Иванович. — А я, главное, вас услышал, а не сообразил, что это радио...
— Сколько, сколько? — удивленно переспросил своего старинного приятеля, работавшего в Министерстве внутренних дел, Юрий Антонович, бывший принципиальный коммунист, ныне переквалифицировавшийся в беспринципного бизнесмена.
— Четырнадцать! — повторил тот. — Четырнадцать трупов в поселке Федоровка.
— Кто они были, эти четырнадцать?
— Уголовниками были.
— Все четырнадцать?
— Все четырнадцать.
— И он их один?
— Похоже, что один.
— А ты ничего не путаешь?
— Как же тут спутаешь, когда министр нас по этому поводу чуть не час в хвост и в гриву склонял!
— Ты документы лично сам видел?
— Видел.
— Ну и что?
— То самое! Пять убиты тупыми, тяжелыми предметами, остальные застрелены из двух пистолетов. Один пистолет найден. На нем отпечатки пальцев Иванова. Который еще по двум делам проходит и о котором ты меня спрашивал.
— А мне нельзя на те документы взглянуть? Хоть одним глазком.
— А тебе что, моего слова недостаточно?
— Достаточно. Но хотелось бы лично.
— Лично не получится. Дела Иванова теперь под контроль министра взяты. Так что доступ сильно ограничен.
— А ты посмотреть можешь?
— Я могу.
— Тогда узнай, сколько на нем всего потерпевших висит. Если от самого первого до последнего.
— А это и смотреть не надо. Я так скажу. Пятеро на Агрономической. Один и четверо на Северной. Четырнадцать в поселке Федоровка. И еще, возможно, трое раньше, если судить по пистолету. Впрочем, те трое могут быть не его. Просто и тут и там использовался один пистолет.
— А почему ты считаешь, что это он всех? Один...
— Это не я считаю. Это следователи считают. Исходя из существующей доказательной базы — актов экспертиз, свидетельских показаний, отпечатков пальцев.
— Его пальцы?
— Его. По всем четырем эпизодам. На стенах, на мебели, на пистолетах, на трупах, на напильнике, которым он зубы спиливал...
— Кто он, этот Иванов?
— Рядовой инженер какой-то занюханной лаборатории.
— Я не про это. Кто он на самом деле?
— Не знаю. Судя по биографии — никто. А если по количеству потерпевших и способам их умерщвления — отечественный Джек-Потрошитель.
— И что, никаких зацепок?
— Никаких.
— Совсем никаких?
— Совсем. Кроме разве пистолета.
— Какого пистолета?
— Из которого он шлепал потерпевших на Северной. А до того то ли он, то ли еще кто угробил троих человек несколько лет назад.
— Ну и что с того?
— Только то, что тот пистолет был похищен со складов военной разведки. И еще то, что трое потерпевших, убитых несколько лет назад из того пистолета, тоже служили в военной разведке. В ГРУ.
— Ты хочешь сказать... Ты хочешь сказать, он грушник?
— Я ничего не хочу сказать. Ты спросил — я ответил.
— А следствие что по этому поводу говорит?
— Следствие по данному поводу молчит. Следователям не до прошлых мертвецов. Им свежих трупов хватает.
— А как ты сам думаешь? Если без протокола?
— Если без протокола, то вполне может быть. По гражданским делам такое количество трупов редкость. А по военным — в самый раз. Они привыкли у себя мертвецов взводами и ротами исчислять.
— Тогда спасибо. За информацию. И особенно за личное мнение...
«Неужели он действительно грушник?» — подумал Юрий Антонович, положив трубку.
Если судить по числу трупов. По тому, как он стреляет. И по тому, что думает его старинный эмвэдэвский приятель...
Может, действительно? Ну кто еще, кроме хорошо обученных и натасканных на убийство военных диверсантов, способен уложить четырнадцать человек?
Кто?
Вряд ли кто...
А раз так, то вполне вероятно, что за идейных коммунистов и за покойного Петра Семеновича взялись военные. В связи с чем приходится предположить, что военные что-то узнали о счетах партии. И ввязались в драку за счета партии.