Подполковник поставил одну из канистр набок, приподнял топор и ударил острием по шву. Посредине канистры пробежала трещина. Подполковник сунул в нее топор и, надавив, развалил канистру на две половинки.
В одной из них с помощью припаянных к металлу скоб был прикреплен сверток.
— Ото, — ахнул начальник сизо. — А мы оттуда пили. Подполковник вытащил и развернул сверток. В нем лежали запаянные в полиэтилен пистолет Стечкина, патроны и две гранаты «РГД».
— Давай вторую канистру.
Во второй канистре был тот же набор плюс деньги. Дискет не было!
— Вы его обыскивали?
— Конечно!
— Ну и что?
— Ничего. Паспорт, деньги, личные вещи.
— А дискет, дискет не видели?
— Нет. Ничего такого.
Куда же он дел дискеты? Должны же они были у него быть! Не могли не быть! Если даже оружие...
— Вспомни, что у него еще при себе было? Только точно вспомни!
— Больше? Больше ничего. Канистры и сумка. Подполковник набрал отделение милиции.
— Что было изъято сегодня утром при задержании гражданина Борца?
— Что? Только канистры и сумка. А в сумке что? Понятно. Может, еще что? Ну там еда в пакете, книги, газеты? Тоже нет? Тогда ладно. Ладно, говорю!
Подполковник набрал номер отделения на вокзале.
— Вы платформы не осматривали? Потерянные вещи пассажиры вам не приносили? Тогда осмотрите. И урны тоже. И вообще все скрытые места. И еще обязательно бомжей потрясите. Да. На предмет обнаружения вещдоков. Которые преступник мог при задержании... Что искать? Все ищите. И обо всем, что найдете, сообщайте мне.
Подполковник положил трубку.
— Давай сюда моего задержанного.
— Охрана нужна?
— Охрана? Здесь нет. Мне с ним с глазу на глаз потолковать надо. А за дверью — обязательно.
— А если он?
— На случай «если» ты ему наручники надень. Пожестче.
— Ну как хочешь.
— Да. И еще надзирателям скажи, чтобы они при оружии были. А то мало ли что...
В замочной скважине заскреб ключ. Потом загремел засов. Потом дверь открылась.
На пороге стояли три надзирателя. С кобурами на боку.
— Выходи! — скомандовал один из них. — Руки назад. Капитан соединил руки за спиной. Услышал, как щелкнули браслеты. Почувствовал, как холодное железо больно впилось в запястья.
— Пошел. Капитан пошел.
— Направо. Налево. Стой. Надзиратель постучал в дверь.
— Товарищ подполковник...
— Введите.
Капитана Борца бесцеремонно пихнули в комнату.
— Если что, мы за дверью, товарищ подполковник. Капитан Борец стоял там, докуда его дотолкали.
— Проходи, капитан. Садись, — предложил подполковник. — Меня Александром Владимировичем зовут. А тебя? Капитан прошел. И сел.
— Не хочешь говорить?
Капитан не ответил.
Капитан выполнял инструкции, назначенные для рядового, сержантского и офицерского состава, оказавшегося в плену противника. Капитан отказывался давать показания. В той форме, в какой его учили. В общевойсковом пехотном училище. На курсах переподготовки. На спецкурсах. Во время учебных рейдов в тылу врага. И во время боевых рейдов.
Его учили, что любое, самое нейтральное на первый взгляд слово, сказанное врагу, может быть использовано им в пользу себе и в ущерб боеспособности наших войск. Потому лучше молчать сразу и навсегда. И даже если будут пытать — все равно ничего не говорить. А если терпеть будет невмоготу, то говорить много, но одни только матерные слова, которые, не подкрепленные другими, не несут никакой стратегической информации. Главное — молчать.
— Ты хоть знаешь, зачем я вызвал тебя? Капитан молчал.
— Ты думаешь, что хочу спросить тебя об угробленном тобою личном составе? Который ты положил на известной тебе даче.
Капитан молчал.
— Или о твоем генерале? Который застрелился в собственном кабинете.
Капитан молчал.
— Нет. Я не буду тебя спрашивать о твоих бойцах. За них тебя спросит военная прокуратура. И не буду спрашивать о генерале. Я спрошу тебя совсем о другом. Я спрошу тебя о дискетах. На которых указаны номера счетов. Ты знаешь каких счетов?
На лице капитана не дрогнул ни один мускул.
— Ты знаешь каких счетов! Так вот мне надо знать, что ты знаешь о тех счетах и о тех дискетах. Больше, в отличие от военной прокуратуры, меня не интересует ничего. Если ты скажешь то, что ты знаешь, я отпущу тебя. Если нет... То не обессудь. У нас, как на войне. Скажешь?
Капитан покачал головой.
— А если бартером? Если услугой за услугу. Например, ты мне про дискеты, а я тебе... А я тебе обязуюсь достать Иванова. Который все ваши планы... И твоих ребят...
У капитана дернулся, метнулся в сторону подполковника взгляд.
— Знаешь Иванова? Вижу, знаешь! И вижу, что не любишь. И я не люблю. Потому что он мой конкурент. Такой же, как ты. И даже больше. И очень обидно будет, если ты здесь, в камере, сгниешь, а он золото твое получит. И будет жить припеваючи. Обидно?
Капитан Борец заиграл желваками.
— Вот и я говорю — обидно. А вот если бы мы вдвоем...
Мы бы того Иванова... И золото бы добыли. Хочешь ему отомстить?
— Допустим, — сказал первое свое слово капитан. Словно ржавый, сто лет не смазанный, ворот провернулся.
— Тогда скажи мне, кто этот... Иванов? И где искать этого Иванова?
— Не знаю.
— Но хоть что-то ты о нем знаешь?
— О нем никто ничего не знает.
— Плохо, что не знает... Ну ничего, вдвоем мы его найдем. Непременно найдем. Я по своим каналам. Ты по своим. Капитан ничего на это не ответил.
— Но только вначале... Вначале нам нужно закрепить с тобой союз.
— Каким образом?
— Демонстрацией взаимного доверия. С твоей стороны — демонстрацией дискет.
Теперь капитан все понял. Капитан попался на типичную для такого случая удочку. На надежду сохранить свою жизнь. На глупую надежду. Но все-таки надежду.
— Ну что? Договоримся мы или нет?
— Уймись, подполковник. О дискетах ты ничего не узнаешь, — сказал капитан. И замолк. Теперь уже окончательно.
— Значит, не хочешь по-доброму? — еще раз спросил подполковник.
Капитан не ответил.
— Зря ты, капитан, героя изображаешь. Здесь тебе не фронт. Здесь орденов не дают. Закрою сейчас тебя в камеру к уголовникам, по-другому запоешь.