— Врежь ему! Как следует врежь!
Нападавшие торжествовали победу в форме бесконечных, по уже не сопротивляющемуся телу ударов.
Но капитан, несмотря на суету возле его тела, был жив. И был в относительном порядке. Его дракой испугать было трудно. Как будто не били его в бесчисленных, без правил спаррингах. И не били на боевых. Более жестоко били, потому что профессионально. А эти... Эти тоже, конечно, бьют, очень больно бьют, но не убивают, потому что не умеют. И потому что их слишком много для нормальной драки. Они даже подступиться не могут, сами себе мешая.
Ничего. Представится момент. Рано или поздно представится. В бою главное — дождаться своего мгновения. Когда ни раньше, ни позже. Когда в самый раз...
— Ей, вы! Смотрите не перестарайтесь! Не убейте его! — забеспокоившись, напомнил Носатый.
Его подручные на мгновенье остановили занесенные для удара руки и ноги. И наклонились к бездыханному телу. Тем дав капитану передышку.
— Может, точно, убили?
Один наклонился к самому лицу. Ну, значит, с него и следовало начинать. Как с самого неосторожного.
— Ну что, дышит?
— Вроде да...
Капитан резко поднял голову и вцепился врагу зубами в подбородок. Со всей силы вцепился. Так, что не оторвать. Он чувствовал заполняющую рот чужую кровь и чувствовал, как зубы скрежещут по кости.
Укушенный враг дико закричал и рванулся вверх, увлекая за собой капитана и ослабивших хватку, растерявшихся от неожиданного и жесткого нападения врагов.
— Стоять! — что есть сил заорал капитан, памятуя, что в рукопашке надо брать врага за глотку.
Мгновенным рывком вырвал правую руку из на мгновение ослабевшей чужой хватки и без замаха, лишь бы наделать побольше шума, ударил в чью-то челюсть. И ногой в чей-то пах. Враги отхлынули. И вновь приблизились.
Капитан получал жестокие удары, но шел, лез вперед. Его сбивали с ног, но он, стоя на коленях, рыча и разбрызгивая по полу кровь, вновь подымался и вновь, принимая несколько чужих ударов, отвечал одним своим. Но гораздо более опасным. Потому что расчетливым.
Капитан бился отчаянно, без оглядки на смерть, так, как его учили. Уголовники не были способны на такую драку и потому были слабее.
Еще несколько разящих ударов, и дикий крик:
— Гады-ы-ы!
Враги, спасая каждый свою шкуру, отхлынули в стороны. Капитан выпрямился в рост, стер с лица кровь и, выплюнув выбитые зубы, сказал:
— Ну что, падлы, кто еще хочет? Кто умереть хочет? Никто из стоящих напротив него врагов не шелохнулся.
Не привыкли они к такому. Привыкли к униженным ползаньям по полу и мольбам о пощаде.
— Ша! Хватит бузить! — тихо, но так, что все услышали, сказал Носатый. И, повернувшись к капитану, добавил: — Ладно, лежи. Больше тебя не тронут. Ты мне нравишься.
Жильцы камеры, утираясь и кидая злобные взгляды, разошлись по своим местам. Капитан остался лежать на том месте, которое завоевал.
— Ну ты чего? — насели на Носатого несколько его битых приближенных. — Ты чего ему поблажку дал? Он же нас гад...
— Это не я поблажку. Это вы. Гуртом справиться с одним фраером не смогли.
— Да мы... Мы его...
— Не сейчас, — тихо сказал Носатый. — Ночью.
— Ну тогда все! Я его в бараний рог сверну!
— Не свернешь.
— Почему?
— Потому что мы его не мочалить будем. Мы его мочить будем!
— Ты же говорил, надо только пугать.
— Такого не испугать. Такого кончать надо!
— А как же...
— Перебьются. Не все ментам масленица. Загремел засов. Дверь открылась.
— Ну, что за шум? — спросил надзиратель.
— Меня здесь били, — громко сказал капитан, сглатывая и сплевывая кровь.
— Кто бил?
— Все. Я прошу перевести меня в другую камеру.
— Врет! Он споткнулся и упал. Лицом на шконку. Мы все видели, — загалдели в камере сразу десятки голосов.
— Осторожней надо быть. Не дома, — сказал надзиратель и захлопнул дверь.
— Так ты еще стукачок, — тихо сказал кто-то. Ночью капитан не спал. Ночью капитан лежал с закрытыми глазами. И слушал, что происходит в камере. Мимо него проходили, его окликали, задевали, но он ни на что не реагировал.
— Ну что, спит? — спрашивал кто-нибудь.
— Вроде да. Но, может, и нет.
«Нет, спать нельзя. Нельзя! Как в секрете. Или на марше... Нельзя спать. Главное, не спать...»
Чтобы не задремать, капитан вспоминал события прошлого. Которые казались ему очень далекими. Такими же, как вчерашний день. Потому что сегодняшний был совсем другим.
Ближе к рассвету, когда камера крепко спала или делала вид, что спит, от окна к входу бесшумно скользнули несколько теней. Они приблизились к месту, где лежал капитан.
— Вяжи ему ноги, — тихо сказал один.
— Да тише вы! А то он проснется.
— Не дай Бог!
На ноги мягко легли связанные в ленту полотенца. И капитан понял, что пришло время драки. На этот раз смертельной драки. Возможно, последней драки. Потому что за дешево отдавать свою жизнь он был не согласен. И несколько врагов на тот свет с собой прихватить сможет. Обязательно.
Как только они придвинутся к лицу, повернусь и выставленными пальцами ударю в глаза. Так, чтобы наполовину вогнать. Следующего достану кулаком в переносицу. А дальше... Дальше поглядим.
Шанс на месть есть. И возможно, даже на победу есть. Потому что он боец, а они дерьмо. И если убить одного-двух, остальные забьются в углы и запросят капитуляцию. Главное, убить. Одного. Лучше двух...
Капитан почувствовал чужое дыхание на своем лице.
Вот оно. Началось! Теперь или — или.
Он резко открыл глаза, увидел близко испуганные лица и увидел черные провалы глазниц, в которые ему надлежало вбивать пальцы...
Ну...
Капитан мгновенно просчитал траекторию удара, напряг мышцы, но ударить не успел. Потому что снизу, в щель между досками нар и сквозь матрас в его тело сильным толчком вогнали тонкую, острую, стальную спицу. И тут же еще раз. И еще...
Капитана пронзила резкая, парализующая его тело и его волю боль. Но все же он, продолжая последнее в своей жизни движение, выбросил, протянул в сторону мутнеющих и затухающих перед глазами лиц растопыренные пальцы. Он тянулся к лицам своих врагов, хрипя и закатывая глаза. Но все равно тянулся. Пока не умер.
Капитан умер, так и не рассказав никому своего секрета.
Умер достойно, как подобает настоящему бойцу.