На хрена он взял эти показавшиеся ему легкими деньги? Которые были предназначены для ведения заговорщической деятельности и закупки оружия для формирования в будущем боевых отрядов.

Показались ему эти старички не более чем комическими, при лишних деньгах персонажами. А когда он понял, что это за старички, какими они делами ворочают и на что способны, когда сообразил, в какую историю влип, было уже поздно. Слишком поздно...

Ну зачем он взял эти деньги?! А если взял, за каким пустил на строительство дачи, машину и роскошную для всех своих ближних родственников жизнь? Сидел бы себе как раньше. Приторговывал помаленьку подотчетной военной техникой и в ус не дул. Так нет, масштабов захотелось. Денег шальных!

Ну что теперь делать?

Отказаться от взятых на себя обязательств? А деньги где найти? Которые взяты на революционное, для улучшения жизни угнетенных слоев населения дело, а потрачены исключительно на обеспечение личного благосостояния и изображение бурной повстанческой деятельности. Где улетучившиеся из карманов деньги найти?

Да и не в деньгах дело. Деньги бы он, если все подчистую, вплоть до парадного кителя, пораспродал и в долги влез, может быть, и нашел. А вот что делать со ставшей ему известной информацией? Насчет партийного заговора, зарубежных счетов и мно го чего прочего? Сказанное слово в отличие от взятых в долг купюр обратно не вернуть. Оно, слово, уже выпорхнуло. И уже неизвестно где летает, как тот воробей.

И что скажут партийные заговорщики, если узнают, что их водили за нос? И что брали у них и тратили на себя их деньги? И что с готовностью принимали от них информацию. В том числе по тем в швейцарских банках, счетам! О которых ни од на живая душа...

Известно, что скажут. И что сделают...

А уж что подумают государственные обвинители! Которые непременно последуют, буде те дубль-дискеты попадут в чужие руки! И какие статьи ему припаяют! И какие сроки!

Как он умудрится объяснить вполне возможному следствию, что дело, в котором он по самые уши увяз, не политика, а только лишь бизнес. Легкое добывание денег. Кто ему поверит. Особенно прочитав его представленные заговорщикам отчеты о проделанной революционной работе.

Матушка моя!

Надел сам себе на шею хомут, который теперь, как ни старайся, не снять. Только если вместе с башкой. Выйдешь из дела — посчитают изменником. И по всей строгости скорого, революционного, пролетарского суда... Будешь продолжать — рано или поздно засудит казенный прокурор. И тоже не помилует... Признаешься во всем — уберут как опасного, слишком много чего знающего свидетеля по-тихому...

Но в любом случае — прикончат.

Нет, похоже, выход остался только один. Брать деньги и линять из этого заговора, из этой страны и из этой жизни. Уезжать куда-нибудь в Парагвай, менять фамилию на Дон Педро де Ла Брассо, делать пластическую операцию, покупать ранчо и все оставшиеся годы носа за забор не высовывать.

Брать деньги. И линять.

А пока изображать "бурную деятельность и тянуть время. Главное — тянуть время...

Глава сорок вторая

Майора Сивашова отправили на пять дней на поправку здоровья в отпуск без сохранения содержания. И посоветовали не маячить в городе. Короче, с глаз начальства долой и из сердца вон.

Майор Сивашов уехал в деревню. К предложившему ему «политическое убежище» сослуживцу. На дачу уехал.

— Постель в шкафу, дрова для камина в сарае, еда в холодильнике, газ в баллоне, — кратко ввел в курс дела майора приятель. — Чувствуй себя как дома, но не забывай, что в гостях. — И отбыл восвояси.

Майор тут же упал на кровать и отрубился. Во сне ему снились кошмары на тему недавнего боя, где мелькали знакомые лица и звучали выстрелы. И где эти лица от тех выстрелов умирали. Честно говоря, этот сон мало чем отличался от реально происходивших боевых действий и оттого был еще более страшен.

Майор просыпался, выходил на улицу, долго и нервно курил, снова ложился спать и снова во сне переживал не самую удачную в его жизни баталию.

На второй день майор, чтобы избавиться от гнетущих воспоминаний, купил бутылку водки и выпил ее. В одиночку.

Но легче не стало. И сны сниться не перестали.

Возможно, оттого, что одной бутылки для успокоения совести и отключения памяти было мало.

Тогда на третий день майор купил две бутылки.

Чтобы уже с гарантией.

— Как же это так? — говорил он сам с собой, подливая водку в быстро пустеющий стакан. — Это же неправильно. Они же не должны были... Они должны были... А они...

Стакан опустошался, но вместо успокоения приходила злоба.

А все вышестоящий командир! Петр Семенович! Он затеял всю эту авантюру. Он послал туда, на Агрономическую, где... И в морг тоже он... Дались ему эти дискеты... Сколько парней из-за них положили! А теперь ему, майору, все это расхлебывать. Именно ему! Потому что генералы не хлебают... То есть дерьмо не хлебают. Все другое, что получше, — полными ложками. А дерьмо предоставляют личному составу...

Гад генерал! Его бы туда, в казарму, где они приняли бой... Ну ничего. Придет время... Не все генералу масленица... И с него спросится. А не только с майоров...

С теми мыслями майор Сивашов и уснул.

А когда проснулся...

Когда проснулся, увидел сидящего у изголовья капитана Борца. В штатском.

— Ты откуда, капитан? — спросил он.

— Пришел вот. К тебе пришел.

— А-а, — сказал майор, — пришел? Тогда наливай. Там. На столе. Должно остаться.

— Нет, — отказался капитан, — не хочу.

— А что хочешь?

— Что хочу, мне все равно не дадут.

— А я хочу, — сказал майор и попытался встать. Но не встал. Потому что ноги ему кто-то удерживал. А на руки навалился капитан.

— Ты что? — удивился Сивашов.

— Извини, майор...

— Ты что делаешь?! Гад!

Но капитан ничего не объяснял. Капитан прижимал руки майора к кровати. А кто-то из-за спинки давил на голову и зажимал пальцами нос, чтобы майор раскрыл рот. Он и раскрыл.

— Гниды! А ну... Отпустите меня! Сволочи! Убью... Всех!

Майору воткнули в рот бутылку водки и держали, пока она не опорожнилась. Потом слегка стукнули по шее и отнесли на кухню.

— Давай, — скомандовал капитан, подтаскивая своего предшественника к самому баллону, — открывай давай!

Боец открутил вентиль на верхушке газового баллона и открыл кран на газовой плите. И поставил на конфорку полную кастрюльку с водой, бросив туда две неочищенные картофелины. Чтобы все было, как должно было быть. Чтобы каждый осматривающий место происшествия следователь нашел кастрюльку и нашел картошку. И чтобы соединил два эти предмета в единую логическую цепочку причинно-следственных связей. И решил, что ту кастрюльку с той картошкой гость дома поставил на огонь, после чего уснул. Потому что был в дым пьян. Уснул и не заметил, как вода из кипящей кастрюльки залила конфорку и газ стал поступать в помещение. Ну а потом, когда проснулся, решил закурить и зажег спичку...