Ночи я проводил с Еленой. Мы оба становились все раздражительнее: время тянулось так медленно. Она хотела побыстрее оставить эти края, чтобы возобновить путь в Египет.
– Ну, давай уйдем сегодня ночью, прямо сейчас, – приставала она ко мне. – Вдвоем. Тогда иудеи не станут преследовать нас. Лукка следит за подкопом, ничего другого от тебя им не требуется. Мы можем бежать!
Я погладил ее прекрасные волосы, отливавшие серебром в бледном свете луны.
– Я не могу бросить Лукку с людьми: они доверяют мне. К тому же неизвестно, что предпримет Иешуа, если мы убежим. Он – фанатик… Он может убить Лукку и его людей, когда подкоп будет завершен… Принести их в жертву своему богу.
– Ну и что? Все равно они умрут… Сегодня или завтра. Они воины и должны знать, что смерть всегда подстерегает их.
– Я не могу так поступить, – повторил я.
– Орион, я боюсь этого города: боюсь, что боги, которых ты посещаешь, навеки разлучат нас с тобой.
– Нет. Я обещал доставить тебя в Египет и не отказываюсь от своих слов, но я смогу выполнить свое обещание только после того, как рухнут стены Иерихона.
– Ну почему?! Почему?! Забудем про Лукку и всех остальных. Скажи им, что боги позвали нас в Египет. Или скажи богам, чтобы они сегодня же позвали нас туда!
– Я не могу приказывать богам, – возразил я.
– Тогда разреши мне поговорить с ними. В конце концов, я царица и дочь самого Зевса. Уж меня-то они послушают.
– Иногда, – сказал я, – ты начинаешь вести себя как девчонка – испорченная… эгоистичная. Так и хочется тебя отшлепать.
Тут она поняла, что терпение мое не беспредельно, и, обвив руками мою шею, выдохнула:
– Меня никогда не шлепали. Неужели ты будешь со мной настолько груб?
– Если ты будешь настаивать на своем.
– А нельзя ли придумать другое наказание? – Она погладила мой позвоночник – Более приятное?
Я принял игру:
– Есть предложения?
Остаток ночи Елена старательно демонстрировала мне возможные варианты.
Мы с Еленой обычно ели вместе с Луккой и его людьми у нашего очага возле шатров, но время от времени Иешуа и Бенджамин приглашали меня отобедать с ними. Правда, израильтяне ясно дали понять, что не собираются ради нас менять свои традиции. Иногда из вежливости я соглашался трапезовать с ними.
Иешуа всегда окружали священники и старики. Множество слуг ждали его указаний, вокруг стола суетились женщины. Шел вечный разговор о судьбе детей Израиля, о том, как их бог избавил свой народ от рабства в Египте и обещал им полную власть над землей Ханаанской.
Бенджамин, его отец и братья разговаривали на разные темы, когда с ними обедал я. Старик вспоминал дни, проведенные в египетском рабстве; там он делал кирпичи для царя – фараона. Однажды я намекнул, что Иешуа показался мне фанатиком.
Старик терпеливо улыбнулся:
– Он живет в тени Моисея. Нелегко носить бремя власти после величайшего предводителя мужей, что отправился к Аврааму и Исааку.
Вмешался Бенджамин:
– Иешуа пытается создать армию из бывших рабов и научить их дисциплине, отваге… И это из людей, не знавших ничего, кроме страха и голода!
Я согласился, что подобное по силам лишь неординарному человеку. А потом взглянул на израильтян другими глазами. В отличие от ахейцев и троянцев, где иерархическое общество возглавляли воины, наследные грабители, израильтяне составляли единую нацию; и весь их народ – мужчины, женщины, дети – со стадами, шатрами и всеми пожитками скитался по сожженной солнцем гористой земле, выискивая, где поселиться. У них не было воинов. Единственную выделявшуюся прослойку составляли священники, но даже они не гнушались работы. Я преисполнился уважением к этим людям и принялся гадать, исполнится ли обещание их бога.
Вскоре после полудня, на четвертый день после того, как мы начали рыть подкоп, Лукка вышел из большого шатра, болезненно сощурился, взглянув на безжалостное солнце, и направился ко мне. Как всегда, невзирая на жару, он был в кожаной куртке и при оружии. Я знал: железный шлем тоже неподалеку… Лукка всегда готов к бою.
Я стоял на невысоком пригорке, глядя на далекую стену Иерихона. Никаких признаков жизни. Город, казалось, подрагивал в жарком мареве, солнце жгло мне шею и плечи. Я обнажился до пояса.
В то утро мы забросили в город несколько горящих стрел. Каждый день мы устраивали где-нибудь около западной стены небольшую демонстрацию силы, чтобы защитники города думали, что мы ищем слабое место. Но на стенах никто даже не появился.
Когда Лукка очутился возле меня, он уже изрядно вспотел. Я велел своему организму приспособиться к жаре: открыл капилляры и отрегулировал температуру тела. Но, как и всякому человеку, для жизни мне требовалась вода. Правда, в отличие от обычных людей я мог удерживать воду в своем теле значительно дольше. И лишь небольшую долю выделял в виде пота.
– Наверно, ты сродни верблюду, – заметил Лукка, когда я предложил ему отпить из фляги, которую носил с собой. Он жадно припал к ней.
– Как идет работа? – поинтересовался я.
– Мы добрались до подножия внешней стены. Я приказал выдать работникам железные наконечники стрел, чтобы одолеть кирпичи. Они затвердели как камень.
– Сколько уйдет времени, чтобы пробить ход через них?
Он пожал плечами, слегка скрипнула кожаная куртка.
– День на слой, но мы можем работать ночами.
«Придется посмотреть самому», – решил я, направляясь к шатру.
Внутри, казалось, было прохладно, но мы задыхались от густой пыли. Лукка приказал работникам прекратить копать и выйти из хода. Я опустился в темноту, встав на колени, и червем пополз вперед. Ход получился довольно широкий, в нем бок о бок могли передвигаться двое мужчин. Лукка полз следом за мной. Мы не взяли с собой фонарей, но примерно через каждую дюжину футов или около того работники пробивали в потолке тоненькие отверстия к поверхности земли. Через них в туннель поступал воздух, и неяркий рассеянный свет разгонял тьму.
Мы достаточно быстро достигли конца хода, наткнувшись на кладку из белых твердых кирпичей.
На земле лежали две небольшие палки с железными наконечниками. Кирпичи были поцарапаны. Я взял одну из жердей и ударил острием по кирпичу. Раздался негромкий звук. Осыпалось несколько кусочков засохшей глины.
– Работа будет медленной, – не мог не признать я.
– И шумной, – добавил Лукка. – В особенности если мы будем долбить стену по ночам… Нас непременно услышат из города.
Он, как всегда, был прав.
Мы выбрались из хода – словно мыши из норы. Невзирая на жару, яркое солнце и дневной свет теперь казались чудесными.