Когда же я вновь открыл глаза, оказалось, что я лежу на мягкой траве. Пригревало солнце, дул приятный ветерок. Или же это просто дыхание вырвалось из моих легких?
Я сел. От пережитого волнения сердце громыхало в груди. Я огляделся: вокруг была отнюдь не Земля. На ярко-оранжевом небе сияли два солнца: одно – огромное – занимало почти половину неба, другое же крошечным ярким алмазом просвечивало сквозь оранжевую громаду своего огромного брата.
Я сидел на траве густого пурпурного цвета, переходившего в черный… Цвета запекшейся крови. Растительность, пористая и мягкая, скорее напоминала плесень или живую плоть, чем настоящую траву на настоящей почве. Вдали виднелись холмы, странные деревья, а за ними ручей.
– Вот мы и встретились снова, Орион.
Я обернулся и увидел рядом Золотого бога. Поднявшись на ноги, я сказал:
– Или ты решил, что сумеешь спрятаться?
– Конечно же нет. Ты – мой Охотник. Я сам наделил тебя этими инстинктами.
В свободной рубашке золотого цвета, с длинными рукавами и в темных обтягивающих брюках, обутый в высокие сапоги, теперь он казался куда более спокойным, чем когда-либо прежде. Золотой бог уверенно улыбался, а его густые золотые волосы трепал ветер. Но, заглянув в его карие глаза, я заметил странные огоньки, выдававшие волнение и тревогу, которые он с трудом сдерживал.
– Я передал Елену египтянам. Я обрушил стены Иерихона, как ты сказал. Ахейские царьки отброшены – новые враги вторглись в их земли: они поплатились за покорение Трои.
Глаза его блеснули.
– Один ты не поплатился.
– Я сделал то, что ты приказал, а теперь пора и тебе выполнить свою часть сделки.
– Бог не совершает сделок, Орион. Бог повелевает!
– Ты такой же бог, как я, – огрызнулся я. – Просто у тебя лучше приборы, вот и вся разница.
– Я обладаю высшим знанием, тварь. Не принимай инструмент за его создателя… Или за его познания.
– Возможно, ты прав, – ответил я.
– Возможно? – Он надменно улыбнулся. – Орион, ты хотя бы представляешь, где находишься? Нет, конечно же. Можешь ли ты представить себе, на что направлены мои планы? Ну куда тебе!
– Мне это не интересно…
– Интересуешься ты ими или нет, – сказал он, и глаза его посветлели, – я осуществлю свои планы, невзирая на твой дурацкий гнев и обиды… Наперекор прочим творцам.
– Они пытаются найти тебя, – произнес я.
– Да, конечно же, я знаю об этом. Они просили тебя помочь, не так ли?
– Я не стал помогать.
– Неужели? – Он вдруг подозрительно, с опаской, едва ли не с гневом, посмотрел на меня.
– Я верно служил тебе. Поэтому сейчас ты оживишь Афину.
– Да, ты служил мне верно, я знаю.
– Я сделал то, о чем ты просил, – настаивал я.
– Я тебя просил? Я никогда не прошу, Орион. Я приказал тебе выполнить мое желание. Пока остальные болтают, раздумывают и сомневаются, я действую. – Дыхание его участилось, в глазах засветился огонек безумия. – Они не заслуживают права на жизнь, Орион. Один я знаю, что делать, как защитить континуум от врагов. Они не понимают этого и на самом деле служат врагам. Глупцы, дураки… Они помогают врагам. А потому заслуживают смерти… Полного и окончательного истребления.
Я безмолвствовал и только наблюдал за тем, как он изливал свою ярость.
– Лишь я достоин существования! Создания мои будут служить мне, и только мне. А прочие творцы погибнут, они не заслуживают иного. Я воцарюсь на не доступной никому высоте в одиночестве – превыше всех и навсегда!
Я устал от его болтовни.
– Аполлон или как там тебя еще, пора оживлять Афину…
Он заморгал, глядя на меня, и уже более привычным голосом произнес:
– Ее зовут Аня.
– Аня… – повторил я и вспомнил: – Аня!
– Но она мертва, мертва. Никакого оживления не будет.
– Но ты говорил…
– Не важно, что я говорил, – она мертва.
Руки мои задергались. Он смотрел на меня в упор, и я чувствовал, как силы, ему подвластные, обволакивают меня, поглощают, замораживают, останавливают… Впрочем, он решил не трогать мой разум. С криком, сотрясшим небеса, я вырвался из-под власти его гипнотического влияния и прыгнул, стремясь вцепиться в его горло. Глаза Золотого бога расширились, и он начал поднимать руки, чтобы защититься, но движения его были слишком медленны. Схватив его за глотку, я навалился на него всем телом и сбил на кроваво-красную траву.
– Это ты вселил в меня жажду крови и убийства, – взревел я, еще крепче стискивая его горло.
Он в ужасе хрипел и слабо отбивался.
– Если она мертва, не жить и тебе, – сказал я, сдавливая его глотку изо всех сил… Глаза Золотого бога выкатились, язык вывалился. – Ты задумал уничтожить остальных и править в одиночестве? Не выйдет – через минуту тебя не будет в живых!
Но чьи-то могучие руки разорвали мою хватку и подняли меня на ноги. Я безуспешно сопротивлялся и наконец понял всю бессмысленность борьбы.
– Хватит с него, Орион! – резко бросил Зевс.
Я обернулся в ярости и гневе, жажда крови еще кипела во мне.
Четверо творцов-мужчин крепко держали меня за руки. Другие его сородичи, среди которых были и женщины, стояли возле павшего Аполлона. Как всегда, их костюмы были безупречны.
Зевс подождал, пока я не прекратил сопротивляться. Золотой бог лежал на пурпурной траве, кашляя и задыхаясь, подперев голову локтем, другой рукой он растирал горло.
Я заметил пурпурные отпечатки моих пальцев на его коже и пожалел о том, что мне не позволили завершить начатое.
– Мы просили тебя только разыскать его, а не убивать, – произнес Зевс со строгостью, смешанной с удовлетворением.
– Я искал его ради себя, – отвечал я. – Но когда он отказался оживить Афину… Аню… я понял, что Аполлон заслуживает смерти.
Качнув головой в мою сторону, Зевс продолжил:
– Орион, никто не должен умирать насильственной смертью. В убийство вложена предельная ложь. Неужели ты не видишь, что он обезумел? Он болен.
Новая волна ярости захлестнула меня.
– Итак, вы намереваетесь помочь ему? Вы попытаетесь его исцелить?
– Да, – сказал сухо Гермес. – В надлежащее время.
Он склонился над поверженным Аполлоном и прикоснулся к нему металлическим стержнем, который извлек из кармана туники. Отпечатки пальцев на шее Золотого бога побледнели и исчезли. Дыхание его сделалось ровным.
– Привести в порядок тело проще всего, – произнес Гермес, поднимаясь на ноги. – Куда сложнее вылечить разум, но и это мы сделаем.