Гадкий страх, который всегда трудно побороть, у храбрых людей приходит потом, а у трусов «перед». Видя, как Автаев разжимает руку, державшую Максима, как он бессильно опустил правую руку с пистолетом, как его лицо исказила гримаса боли и предсмертной ненависти, Антон испугался. Испугался, что мог промахнуться сам, что чеченец мог попасть в него первым. А теперь все…
Тело террориста падало на пол, из пробитого легкого и горла толчками выходила кровь, заливая грудь, распахнутую куртку, пакеты со взрывчаткой. Тело еще падало, а Антон догадался, что Автаев успеет сделать то, что задумал. Он просто не может не сделать этого, несмотря на смертельное ранение. Помешать ему могла только мгновенная смерть…
Антон вскочил, отшвырнул бесполезный пустой пистолет и бросился к террористу в тот момент, когда рука Автаева дотянулась до гранаты, укрепленной на груди, когда его палец подцепил кольцо чеки и потянул его. Максим в полубессознательном состоянии лежал рядом, забрызганный чужой кровью, и пытался отползти в сторону. Антон перепрыгнул через него и в прыжке попытался дотянуться рукой до руки Автаева.
Упали они вместе. Ударившись во время падения коленом о бетонный пол, Антон зашипел от боли, но его пальцы все же вцепились мертвой хваткой, прижав к корпусу гранаты спусковой рычаг. И только после этого Антон с облегчением почувствовал, как предохранительная чека выскользнула. Наверное, усики чеки Автаев заранее немного разогнул, чтобы она легче и быстрее вышла. Но радоваться было рано. Чеченец был еще жив, он судорожно вцепился в пальцы Антона, пытаясь разжать их. Борьба длилась почти минуту. Антон слышал хриплое с кровяным клекотом дыхание Автаева, их руки стали липкими и скользкими от крови, граната норовила выскользнуть. А потом руки чеченца вдруг ослабли и соскользнули.
Антон некоторое время лежал, приходя в себя и восстанавливая дыхание. Рука, зажимавшая гранату, устала. Террорист, кажется, уже перестал дышать, но смерть норовила вырваться из руки Антона на волю и поразить все вокруг в радиусе десятков метров. Надо найти чеку… Антон приподнялся на трупе и посмотрел по сторонам. Чека валялась в полутора метрах в стороне, куда ее Автаев и отбросил. Дотянуться невозможно, выпускать гранату нельзя, а дотащить тело до чеки нет уже сил. Антон уронил голову на труп и стиснул зубы. Еще немного, еще чуть-чуть восстановить силы, а потом позвать кого-нибудь на помощь… Он всем своим существом чувствовал, как тело парализует от осознания того, что в его руке рвется наружу, ждет только одного движения страшная смерть.
А потом он услышал знакомый голос. Он шел как из вязкого тумана, откуда-то издалека:
– Антон, как ситуация? Ты держишь?
– Держу… Кто это? Алексей Алексеевич? Возьмите… вон там сзади чека валяется… не могу больше держать.
Чья-то сильная рука легла поверх руки Антона и сдавила гранату. Потом ловкие пальцы что-то сделали, кто-то со смешком похлопал Антона по плечу:
– Все, герой, отпускай! Теперь можно, мы вставили чеку на место.
Антон усилием воли заставил затекшие заскорузлые от крови пальцы разжаться. Со стоном он поднялся на четвереньки, потом сел на полу, схватившись за ушибленное колено. Быков стоял перед ним с серьезным, но в общем одобряющим выражением лица. Черные фигуры омоновцев суетились в зале, выпроваживая посетителей гипермаркета на улицу. Двое в гражданском надевали на запястья Максима наручники, а третий держал его под мышки, чтобы тот мог стоять. От входа уже двигалась громоздкая фигура взрывотехника в спецкостюме из группы разминирования.
– Эти у въезда, – Быков кивнул назад, – из его компании?
– Из его. Где-то еще третий в светлой куртке. Киллер. У него пистолет с глушителем. Они Максима караулили возле его дома, но я его увел. Кстати!
– Что?
– Там моя машина брошенная стоит, а в ней ноутбук. Между прочим, денег стоит.
Быков повернулся и кому-то резко бросил:
– Быстро на улицу Никитина, пять! Во дворе оперативная машина с частными номерами…
После произошедших событий Максим выглядел плохо. Он был бледен, его отрешенный взгляд был направлен постоянно куда-то в пространство. Душевный надлом выдавали только руки. Они беспрестанно шевелились, как бы живя своей отдельной от человека жизнью. Пальцы то сплетались, то расплетались, кисти сжимались в кулаки, а потом разжимались и начинали с дрожью гладить колени или края стула.
Антон вспомнил, как Автаев держал возле головы Максима пистолет, как тащил его в гипермаркет и кричал, что убьет заложника, если к нему кто-нибудь приблизится. А потом стрельба, чужая кровь на лице. Для Максима каждый выстрел тогда был как выстрел в него самого, он ждал неминуемой смерти каждую секунду. А потом вид окровавленного тела, которое судорожно выплевывало при дыхании кровь, взрывное устройство на груди, борьба за гранату. Тут новичок запросто может свихнуться. А если потом тебя запирают в камеру, да объявляют об аресте и переводят в СИЗО, где сидят отъявленные уголовники, то жизнь в самом деле может показаться неожиданно наступившим концом света или адом. А может, и сознание совершенного довлело над этим парнем, который совсем недавно был вполне доволен жизнью.
Антон сидел, сложив руки на груди у двери камеры для допросов, и наблюдал. Допрашивал Быков. Алексей Алексеевич был угрюм. Во-первых, ему приходилось ловить на себе недоумевающие взгляды и думать, что отвечать, если за этими взглядами последуют вопросы начальства. А какого… начальник Управления собственной безопасности ГУВД занимается этим делом. В частности, получил разрешение и сам приехал в СИЗО допросить подозреваемого.
Конечно, всегда можно отговориться, что по оперативным данным это дело может иметь выход на сотрудников полиции, которые имеют отношение к криминалу. Но все равно найдутся злопыхатели, которые начнут шептаться по углам, что вот и Быков «спекся», вот и его потянуло на нарушение долга, на сытую жизнь. Вот и он полез в чужие разборки, чтобы сорвать свой куш. А ведь нет ничего хуже недомолвок и слухов. На прямое обвинение всегда можно ответить не менее прямыми доказательствами своей невиновности. А недомолвки и слухи так и останутся недомолвками и слухами. И будут они бродить по углам и закоулкам ГУВД, действовать на нервы и создавать тебе репутацию. А потом найдется человек, скажем, новый начальник ГУВД, который решит, что проверять и доказывать себе дороже, а не проще ли просто избавиться от полковника. Например, отправить его на пенсию по выслуге лет. Или найти причину объявить о служебном несоответствии.
Но что-то заставляло полковника Быкова заниматься этим делом. И Антон понимал, что спроси он сейчас «в лоб», и Алексей Алексеевич не ответит. Огрызнется, посоветует больше думать о работе, нежели на отвлеченные темы. И еще Антон очень остро ощутил сейчас, что Быков в стенах ГУВД все-таки очень одинок. И это несмотря на массу единомышленников в собственном управлении, на тщательно подобранных сотрудников, для которых закон и честь офицера – не пустой звук. Ведь отвечает за безопасность рядов полиции в области он, с него спрос за все и за всех. В том числе и подчиненных. И тут уж никто ему не поможет, не защитит, не прикроет. Он один на один с системой, складывавшейся десятилетиями.