Сзади в спину и затылок дохнуло огненным ветром. Сверху обрушились комья земли и еще чего-то липкого и мягкого.
Едва ли там кто-нибудь остался в живых. Едва ли вообще хоть что-то осталось.
Они все-таки решились…
Не знающий, что делать, пилот запросил базу о дальнейших действиях и получил приказ открыть огонь на поражение. Огонь по чужим и по своим. Огонь на полное уничтожение.
Операция сорвалась, и кто-то зачистил свидетелей. И с той и с другой стороны.
Резидент дотащил до озера Помощника и сполз в воду. Растекающийся над землей дым прикрыл их с воздуха. Да и вряд ли пилот что-нибудь заметил, не до того ему было. И даже если заметил, то едва ли станет преследовать. Ему бы после того, что он тут уже сотворил, очухаться.
Но все равно, на всякий случай надо исчезнуть.
Резидент погрузился в воду и, подняв со дна грязь, зарылся в тину.
Теперь его увидеть мудрено – озеро замутили упавшие в воду осколки и комья земли.
Рядом бултыхался телохранитель.
– Тебя задело?
– Нет, только слегка оглушило.
– Бежать сможешь?
– Смогу.
Вертолет облетел место, где взорвались ракеты, и лег на обратный курс.
– Бери его.
Телохранитель присел, взвалил раненого Помощника на плечо.
– Теперь ходу! Через пять минут я сменю тебя.
Они бежали полчаса и потом еще час. Когда увидели проезжающие по дороге машины, залегли. И дальше на всякий случай передвигались ползком.
Это могли искать их. Единственных вышедших живыми из этой передряги.
Потом наступила ночь, и они пошли в рост. Пошли быстрым шагом в противоположную от города сторону. Они знали, что если их будут искать, то будут искать совсем в другой стороне.
К утру они вышли к железной дороге. Дождались проходящего товарного поезда, подсадили раненого Помощника, который повис, ухватившись за поручни, запрыгнули на подножки сами и ехали еще целый день, закопавшись втроем в уголь. Ехали молча, напряженно думая каждый о своем. Но все равно думали об одном и том же.
Резидент – о том, где лечить раненого Помощника, но гораздо больше о попутчике. Потому что с единственным оставшимся в живых телохранителем нужно что-то решать. Он видел своего шефа в деле и теперь вряд ли поверит, что тот просто директор. Знает он, конечно, немного, но о том, чего не знает, может догадываться. И этого вполне достаточно…
Надо его чистить. Как кто-то зачистил оставшихся там на берегу бойцов.
Надо…
Но кого-то еще чистить у Резидента не было ни сил, ни желания. Слишком много всего было в последние сутки. Слишком…
К тому же телохранитель оказался не дурак и, понимая что к чему, был настороже. И даже не спал. Значит, вряд ли с ним удастся справиться тихо, тем паче что на Помощника рассчитывать не приходится. А “громко” хочется меньше всего. Потому что тогда придется заглянуть ему в глаза…
“Раскис, – подумал Резидент. – Стал как кисейная барышня”.
Незаметно взглянул на телохранителя. Тот тоже быстро скосился в его сторону и напрягся.
Боится…
Сейчас его пожалеешь, а потом за это тебя… И его тоже! Если он сболтнет где-нибудь хоть полслова.
Но все равно нет сил множить смерти…
– Ладно, давай в открытую, – сказал Резидент. – Думаю, ты все понимаешь.
– Не дурак, – кивнул телохранитель.
– Если ты все забудешь, у тебя появляется шанс. И у меня тоже.
– А я ничего не видел. Я напился и два дня был в беспамятстве, – ответил понятливый телохранитель.
– Точно?
– Я жить хочу.
Оба замолчали. Но как-то нехорошо замолчали, не по-доброму.
– Если ты не веришь мне, можешь перейти в другой вагон, – предложил Резидент.
– Тогда я лучше перейду.
Телохранитель встал.
– Я пошел, – сказал он.
– Прощай И… спасибо тебе.
– Не за что, – усмехнулся телохранитель. – Если еще что-нибудь будет нужно – не зови. Не надо.
И ушел.
“Зря, – запоздало подумал Резидент. – Наверное, старею… Хотя по паспорту всего-то…”
И сам над собой усмехнулся – по какому паспорту, по первому или по сотому? Сколько их было, паспортов. Сколько будет…
Колеса поезда выстукивали на рельсовых стыках знакомую музыку. Музыку дороги. Которая ничего не обещала, которая вела в никуда…
– У нас потери.
– Сколько?
– Все. Кроме пилотов.
– Плохо…
Как такое могло случиться?
– Я не имею исчерпывающей информации, так как могу судить о происшедшем только со слов пилотов. Они утверждают, что наши люди встретили неожиданное сопротивление. Очень серьезное и грамотное сопротивление. Завязался бой, и преимущество внезапности было утрачено.
Кроме того, в первые секунды боя погибло сразу несколько наших бойцов.
– Каким образом?
– Их таранил автомобиль.
– Что? Какой автомобиль?
– Кажется, “Волга”. Она смяла левый фланг наступающей цепи, и противник, воспользовавшись этим, занял выгодные позиции.
– А бортстрелок? Ему сверху хорошо должны были быть видны свои и чужие.
– Он тоже погиб.
– Но можно же было что-то сделать!..
– Вряд ли. Противник пошел на сближение, порядки перемешались, и оказать огневую поддержку так, чтобы не задеть своих, было затруднительно.
Я же говорю, они действовали очень грамотно, навязав встречный бой на предельно малых дистанциях. Ни помочь огнем, ни эвакуировать их было невозможно. Возникла реальная опасность пленения кого-нибудь из наших людей. Кроме того, бой слышали свидетели, которые могли сообщить о нем в милицию. Я был вынужден отдать приказ открыть огонь на поражение.
– Ладно, отдал, значит, отдал. Оформи потери как несчастный случай.
– Уже оформил. Все?
– Нет, не все. Напиши от моего имени приказ об объявлении тебе за допущенные в работе ошибки, повлекшие неоправданные потери среди личного состава, строгого выговора.
И еще один приказ… О вынесении благодарности. За то же самое…
– Сколько, сколько? – не поверив тому, что услышал, ахнул “Дрозд”.