Так это же… Это же!..
– Это же Иван!.. – ахнули все.
Иван мрачно, исподлобья смотрел на своих, сбившихся в кучу приятелей. В отличие от них он догадывался, что сейчас произойдет, и поэтому не обрадовался встрече.
– Вы хотели пострелять – вот вам цель.
– Кровью хотите нас повязать? – сразу все поняли спецназовцы.
– Вы сами себя повязали еще раньше. Вы в той крови по самое горло… Неужели не понятно, что половины того, что вы со своим генералом наворотили, хватит для пожизненного приговора? Для двух пожизненных приговоров…
Так что это так, формальность. Но необходимая формальность. Если его отпустить, он вложит нас, а значит, и вас, первому встретившемуся на пути милиционеру. Чего допустить нельзя. Хотя бы из чувства самосохранения.
Спецназовцы молчали.
– Давайте, как в боевых… Это же ваши правила – жертвовать одним ради всех. Ну, кто самый смелый? Смелых не нашлось.
– Тогда решение принимать буду я. Давайте вон того.
Крайнего бойца выволокли из-за ограждения, защелкнули на запястьях наручники. Подталкивая в спину прикладами, погнали к мишеням.
– На, держи.
Крепко ухватили с двух сторон под локти, сунули в руки пистолет.
– Ну, давай…
– Нет, не буду, – замотал головой боец.
– А если так?
Щелкнул взводимый курок, и ему в висок уперлось дуло револьвера.
– Или ты… Или мы… Но все равно его ты не спасешь.
Бойца колотила крупная дрожь, указательный палец прыгал на спусковом крючке.
– Жми, жми, дурак!
Пристегнутый к стене боец из той самой тонкой стопки с ненавистью смотрел на своего палача, на своего однополчанина, недавнего товарища, а теперь…
– Ну!..
– Нет… не могу…
– Дайте связь.
К голове “палача” поднесли трубку мобильного телефона.
– Ты меня слышишь? – спросил незнакомый мужской голос. – Сейчас я передам трубку твоей жене.
И тут же в наушнике закричал женский голос:
– Это ты, Боря? Ты? Ты?!.
– Маша? – удивленно и испуганно спросил боец.
– Да я! Они пришли к нам, они угрожают.
Борис дернулся, но его сжали со всех сторон.
– Боря, Боренька!.. Сделай, что они тебя просят, сделай! Все сделай! Иначе они нас…
Трубку убрали.
– Или он. Или ты и твои близкие, – сказали ему. – Выбирай. У тебя минута.
И запустили поднесенный к самому лицу секундомер. Секундная стрелка быстро запрыгала по делениям.
Десять секунд.
Двадцать.
Сорок…
Он и его семья против все равно обреченного человека. Он и семья…
Пятьдесят девять…
Дуло револьвера больно ткнулось в висок.
– Сволочи!.. – заорал он и нажал на спуск. Грохнул выстрел. Но пристегнутая к стене жертва не упала.
Он не попал?
Нет, он должен был попасть, он не мог промахнуться. Просто патрон был холостой.
– Теперь ты сделаешь то же самое, но сделаешь вместе со всеми, – сказали ему. – Это будет коллективная акция.
Замершие за колючей проволокой бойцы смогли убедиться, наглядно убедиться, что альтернативы у них нет – или ты, или тебя. Да ладно бы только тебя…
Поймал их противник, прижал, вернее, приставил к стенке… Хотя обвинять его в жестокосердии было бы несправедливо. Потому что там, “за линией фронта”, они действовали точно так же Потому что там, за линией фронта, цель оправдывает средства. Любые, даже самые грязные средства.
– Все всё поняли? – спросил полковник.
Спецназовцев по одному вывели из загородки и выстроили шеренгой перед назначенной им жертвой. В спины направили автоматы.
– Раздайте им оружие.
По рукам спецназовцев рассовали пистолеты.
– Давайте быстрее… Разом… чтобы нервы не мотать. Ну давайте, давайте!
Бойцы медленно, вразнобой подняли оружие. Не все подняли, кто-то не поднял.
– Тот, кто попытается сачкануть, встанет на его место, – предупредил полковник. – Так что лучше не надо…
Раньше, почувствовав в руках оружие, они бы приняли бой. Теперь на это решился лишь один из них.
Крайний в шеренге боец вдруг, словно ему подрубили ноги, упал на пол. Он сделал то, чего от него не ожидали. Он не пытался повернуться, потому что повернуться вряд ли бы успел – он упал, упал навзничь, на спину. И мгновенно, широкой дугой перебросив через себя пистолет и увидев на срезе дула перевернутые вверх тормашками фигуры, нажал на спусковой крючок.
Бахнул выстрел. Но неприцельный выстрел, который не причинил никому никакого вреда. И тут же ему навстречу прогремели две короткие очереди. Автоматчики находились в более выгодном положении – они стреляли сверху вниз и не могли промахнуться.
Предпочитавший позору смерть боец был еще жив, когда к нему подошел полковник и выдернул из бессильных пальцев пистолет. Похоже, с ним психологи дали промашку. Этот попал не в свою стопку.
Полковник стоял над телом, перед шеренгой спецназовцев, перед направленным в его сторону оружием. В него можно было выстрелить, но никто не стрелял. Оружие молчало. Они были сломлены. Окончательно сломлены.
Полковник опустил отобранный пистолет, ткнул его в тело тяжелораненого бойца и выстрелил. Тот дернулся, но не умер. И на его теле не прибавилось ран. Этот патрон, как и тот первый, тоже был холостой…
Все патроны были холостые!
Им выдали оружие, которое было совершенно бесполезным. Которое было хуже даже палки или обрезка железной трубы. Их просто проверяли, выявляя тех, кто способен на сопротивление. Один такой нашелся. Но только один.
Тогда ими занимались психологи, теперь – практики.
– Выдайте им новые обоймы, – приказал полковник.
Один автоматчик, пройдя вдоль шеренги, раздал обоймы.
Двое оттащили и привалили к стене еще живого бунтаря.
– Теперь у вас две цели – он и он, – показал распорядитель экзекуции. – Тех, кто собирается развернуть оружие против нас или надумал застрелиться, хочу предупредить, что новые патроны тоже могут быть холостые. А могут быть боевыми. Так что решайте сами…
Желающих бросаться с пугачом на автоматы, платя за это своей жизнью и жизнью близких, больше не нашлось.
– Тогда… отделение товсь!
Пистолеты вразнобой поползли вверх, замерли на уровне груди.