Мне хотелось сказать ей столько всего, что я даже не знал, с чего начать. Например, по поводу этого – вроде бы бывшего – бойфренда, который мог оказаться в тюрьме. Что с ним в итоге случилось? И что именно ей кажется во мне загадочным? И что она имела в виду, когда назвала меня непоседливым? Кроме того, чем ей не понравился Мелфорд? Быть может, она уловила какую-то особую вибрацию, исходящую от этого человека, и подумала: «Боже мой, а не убил ли он кого-нибудь?»
– О чем ты говоришь? Какие это «настоящие неприятности»?
Читра подняла руки, словно сдаваясь:
– Извини, что вообще заговорила об этом. Это не мое дело. Просто я беспокоюсь, вот и все.
Я невольно улыбнулся. Значит, она обо мне беспокоится. Потом взял со стола пакетик с сахаром и слегка потянул его за уголки.
– Раз уж мы заговорили о доверии… – начал я. – Я тоже хотел кое-что тебе сказать.
– Правда? – Читра слегка подалась вперед, и ее огромные глаза стали еще больше.
Я ей нравился. Явно нравился. Ведь она со мной флиртовала, разве нет?
– Дело в том… – произнес я и снова дернул пакетик с сахаром за уголки, на сей раз так сильно, что едва не разорвал его. – Видишь ли… Просто мне кажется, что тебе нравится общаться с Ронни Нилом.
– Ронни Нил Крамер… – тоскливо протянула Читра. Она подперла рукой подбородок и восторженно закатила глаза к потолку. – Читра Крамер. Миссис Ронни Нил Крамер. Как ты думаешь, какого цвета должны быть платья у подружек невесты на моей свадьбе?
– По-моему, ты меня дразнишь, – заметил я.
– Неужели ты всерьез думаешь, что меня нужно о чем-то предупреждать по поводу такого человека, как он?
– Ну… я не знаю. Понимаешь, просто я подумал, что ты не американка, а это такой специфически американский тип… Может быть, ты не видишь его сразу насквозь так, как я.
– А-а-а, – протянула она.
– Я тебя не обидел?
Секунду она помолчала, а затем одарила меня широкой ослепительной улыбкой: ярко-красный цвет ее губ оттенял сияющую белизну зубов.
– Да нет. Вовсе нет. Просто мне захотелось подразнить тебя немножко.
На обратном пути в мотель Читра всю дорогу поглядывала на меня, и с ее лица не сходила какая-то особенная озорная усмешка. Это выражение ее лица совершенно сводило меня с ума.
– Что тут такого смешного? – в конце концов не выдержал я.
– Видишь ли, я выросла в семье выходцев из Индии, – сказала она. – Мои родители не религиозны, и мы всегда ели и рыбу, и курицу, но мясо животных – никогда. Просто это было не принято. Я в своей жизни не съела ни одного гамбургера.
– Ты, наверное, шутишь?
– Нет, честное слово – ни одного! А что, зря? Стоит попробовать?
– Ну… по-моему, они вкусные. Но, как новообращенный вегетарианец, я не могу рекомендовать тебе такой поступок.
– А знаешь что? – Она принялась накручивать на палец маленькую прядь волос, свисавшую у нее над правым ухом. Уши у нее были необыкновенно маленькие. – Почему бы нам не пойти куда-нибудь и не поесть гамбургеров?
– Ну, видишь ли… я – вегетарианец. К сожалению, ты не учла это обстоятельство.
– Но в этом ведь вся соль! Я никогда не ела гамбургеров, а тебе их есть не положено. Разве это не здорово – нарушать запреты?
К сожалению, я не мог признаться ей в том, что последние сутки моя жизнь была сплошным нарушением запретов, так что я сыт этим по горло.
– Но ведь никто не запрещал мне есть гамбургеры. Я сам от них отказался.
– Значит, так, да? Теперь ты бросаешь мне вызов? Так знай же: я все сделаю, чтобы ты свернул с пути истинного!
– Учти, у меня неплохая сила воли.
– Поглядим.
– Что ты хочешь сказать?
– Что у всех есть своя ахиллесова пята.
– У меня нет, – ответил я. – Раз уж я что-то решил – это навсегда.
– Да что ты? А если я соглашусь переспать с тобой? При условии, что ты съешь гамбургер?
От этих слов я застыл как вкопанный.
Она усмехнулась – игриво и как-то совсем невинно.
– Да нет, я вовсе не предлагаю, – сказала она, продолжая идти вперед, так что мне пришлось ее догонять. – Это я так, гипотетически. Ты уверен, что у тебя железная воля. Вот я и говорю: не зарекайся.
– Значит, ты думаешь, что я хотел бы с тобой переспать? – Сам не знаю, почему я это спросил, но я вдруг почувствовал себя совершенно беззащитным.
– Видимо, да, – ответила Читра.
Возразить мне было нечего. Некоторое время мы шли в напряженном, но почему-то приятном молчании. Я решил, что самое время сменить тему и затронуть вопрос, который я давно хотел с ней обсудить. Я постарался выглядеть спокойно и непринужденно.
– Ну и как тебе работается в команде Игрока?
Читра внимательно посмотрела на меня, но останавливаться не стала.
– А что? – Вопрос этот прозвучал как-то сухо.
– Да так, просто интересно. Мой начальник – отличный парень, зато твой начальник – большая шишка. Интересно, как тебе с ним работается.
– Да примерно так же, как и с любым другим, я думаю. Хотя я работаю совсем недавно и, быть может, просто не замечаю разницы.
– А он всегда такой, как на собраниях? Понимаешь, о чем я? Ну, такой энергичный, что ли.
– Иногда.
– А он когда-нибудь что-нибудь говорил про своего начальника?
После этих слов повисло молчание. Продлилось оно долго – неестественно долго. Казалось, Читра продумывает все возможности ответа.
– Не понимаю, почему ты задаешь мне все эти вопросы?
– А я вообще парень любопытный.
– Полюбопытствовал бы лучше о чем-нибудь другом.
– Например?
– Например, обо мне, – ответила она.
Этот ответ привел меня в замешательство.
Найти подходящее место для встречи было непросто: Игрок не хотел, чтобы их с Джимом Доу видели вместе, и знал, что тот разделяет его нежелание. Значит, полицейский фургон и ресторан исключались. Поэтому чаще всего они встречались в мотеле, в номере Игрока. Доу эта обстановка не слишком нравилась: он считал, что она больше подходит для голубых, но, поскольку никакой приемлемой альтернативы он предложить не мог, ему приходилось мириться с тем, что есть.
Итак, он сидел в номере Игрока и пил кофе из чашки с надписью «Данкин донатс», [50] куда предварительно добавил изрядную порцию «Ребел йелл», считая, что это отлично прочищает мозги.