Читра снова прислонилась к светящейся поверхности торгового автомата, а я, как Ронни Нил, склонился над ней, только на сей раз она улыбалась. Она взяла мои руки в свои.
– Ты очень умный, – сказала она.
– Это точно. А вот ты что делала за кустами с этим идиотом?
Читра рассмеялась, и ее карамельная кожа потемнела от румянца.
– Он сказал мне, что в том автомате есть какие-то индийские напитки. Поверить не могу, что купилась на это.
– Да уж, я тоже.
Она снова рассмеялась:
– Знаю, это звучит глупо. Но все-таки хозяева мотеля – индусы, так что всякое могло быть.
– В общем, да, – согласился я. – У них в холле даже стоит какая-то фигура, похожая на индуса.
Читра продолжала смеяться:
– Ну ладно, перестань надо мной издеваться.
– О'кей, – согласился я, – попробую.
Мы долго стояли в молчании, смотрели друг другу в глаза и улыбались. Я понимал, что должен ее поцеловать, но она все-таки была родом из Индии, и откуда мне знать, как у них там все происходит? Вдруг я ее этим обижу? Может быть, она даже не думает о поцелуе, а просто выполняет какой-нибудь таинственный индийский благодарственный ритуал? И если я его нарушу, она решит, что я ничем не лучше Ронни Нила, и возненавидит меня?
Но потом вдруг ладони ее поползли выше по моим рукам, по предплечьям и стали нежно гладить меня. Я сделал шаг вперед, Читра потянулась ко мне, коснулась ладонями моей шеи, притянула меня к себе и поцеловала.
Губы у нее были теплыми и мягкими, и я чувствовал, как ее дыхание щекочет мне рот, завиваясь в крошечные вихри. Потом она слегка отстранилась от меня и улыбнулась.
Кажется, я ждал чего-то более страстного – объятий, рвущейся одежды и так далее. Но теперь на душе у меня было сладко и безмятежно, и мне это нравилось.
– Я очень рада, что именно ты меня спас, – сказала Читра. – Мне бы очень не хотелось целоваться со Скоттом.
– Мне бы тоже очень не хотелось, чтобы ты с ним целовалась. Слушай, Читра, ты такая красивая в свете этого автомата! Постарайся, пожалуйста, понять меня правильно – мне очень хотелось бы, чтобы мы с тобой пошли куда-нибудь, где могли бы побыть вдвоем.
– Правильно ли я понимаю, что ты приглашаешь меня в свой номер? – спросила она.
Я издал нервный смешок, который мне самому показался дурацким.
– Чтобы снова увидеться с Ронни Нилом? Честно говоря, мне бы этого не хотелось. Я подумал, что мы могли бы где-нибудь посидеть. Вызвать такси и съездить куда-нибудь выпить – главное, подальше отсюда.
– Тогда, может, съедим по гамбургеру?
– Нет, – ответил я, – что-то не хочется.
– Мне тоже. Ну ладно, не буду больше тебя дразнить. Ты знаешь, удивительно, до какой степени некоторые люди не замечают того, что их окружает. Они упускают множество возможностей – даже таких, которые находятся у них под самым носом.
Я внимательно посмотрел на Читру. То, что она сказала, было чертовски похоже на речи Мелфорда.
– Читра, поверь, ты мне очень нравишься, но я ума не приложу, что ты хочешь этим сказать.
Ее огромные темные глаза не отрываясь смотрели на меня.
– Я хочу сказать, что номер в этом мотеле стоит всего лишь тридцать девять долларов за ночь.
Я почувствовал себя так, будто меня пнула в живот самая прекрасная ножка на земле. В то же время я испугался, даже пришел в смятение.
– Ты серьезно? – спросил я.
– Абсолютно. У входа висит огромная надпись, на которой указана стоимость.
– Я не об этом спрашиваю.
– Я знаю, о чем ты спрашиваешь. Да, я хочу, чтобы ты снял для нас номер. Я не знаю, к чему это приведет и что мы там будем делать, но я знаю, что могу тебе доверять. Просто я хочу укрыться ото всех, хотя бы ненадолго, остаться с тобой вдвоем там, где нам никто не помешает, и спокойно поговорить. Я понимаю, что номер в мотеле подразумевает определенную форму общения, но я уверена, что ты не заставишь меня делать ничего такого, к чему я сама буду не готова, ведь так?
– Ну разумеется, так, – ответил я, неожиданно почувствовав облегчение при мысли, что, возможно, мне не придется лишиться девственности именно этой ночью. – Только имей в виду, – напомнил я, – если начальство об этом узнает, тебя уволят.
– А я не хочу больше здесь работать. Мне тут без тебя нечего делать.
На сей раз удар был не таким приятным: я ведь еще ни с кем не делился своими планами об увольнении, даже с Мелфордом.
– Откуда ты знаешь, что я ухожу?
– Да брось. Я же видела, как ты сегодня вечером выходил из машины своего друга, Мелфорда. Совершенно очевидно, что ты даже не пытался ничего продать.
– На самом деле все гораздо сложнее, – ответил я.
– Ты не обязан мне ничего объяснять.
– Я бы хотел тебе объяснить, но сейчас просто не могу.
– Надеюсь, ничего страшного не случилось? Он не пытается втянуть тебя во что-нибудь опасное или противозаконное?
Мне не хотелось врать ей в глаза, поэтому я постарался уклониться от прямого ответа.
– Мелфорд парень очень непростой.
– Ты не ответил на мой вопрос. Мне все-таки кажется, что в нем есть что-то странное.
– Да в нем все странное. Но то, что я не хочу больше продавать книги, к нему не имеет никакого отношения. Это мое личное решение. Я просто не хочу больше этим заниматься. Деньги, конечно, штука хорошая, но, по-моему, игра не стоит свеч.
– Я тебя понимаю. Я много заработала за прошлую неделю, и это так увлекло меня, что я даже не заметила, как жалко выгляжу. Но эти выходные уже похожи на марш-бросок. Я ждала их, потому что надеялась, что увижу тебя, но, если ты уедешь насовсем, мне нечего больше будет здесь делать.
Я слушал эти сладкие речи и не верил своим ушам. Мне казалось, что я не заслуживаю такого счастья.
– И я чувствую то же самое, – признался я и тут же подумал, что это прозвучало очень глупо.
Читра тихонько усмехнулась:
– Мой отец будет просто в восторге. Нам, конечно, очень нужны деньги, но ему очень не нравится, что я занялась торговлей вразнос.
– Как ты думаешь, а я ему понравлюсь больше, чем Тедди?
– Его звали Тодд. А поскольку ты не Тодд и не пакистанец, я думаю, у вас есть шанс найти общий язык.
Что ж, по крайней мере два преимущества у меня уже есть.
– Ладно, пойдем снимем номер, – сказал я. – Чур, я плачу.
– Женщины любят щедрых мужчин.
Мы двинулись обратно к лестнице и вдруг застыли на месте: у поворота, сложив руки на груди, стоял Бобби. В его сощуренных глазах светился упрек.