Уайльд выглядел таким спокойным и непринужденным, что любой человек, одолеваемый тревогой, должен был рядом с ним ощущать себя полным ничтожеством. Этот великий вор обладал удивительной способностью внушать уважение к себе, и я, хотя прекрасно знал, чего он стоит, не был бы исключением, если бы не проявлял осторожности. Поэтому я напряг все мускулы, чтобы не поддаться его странному обаянию.
– Давайте не будем утруждать себя этими придирками. – Я держался прямо, стараясь тоже выглядеть уверенным, однако слабая улыбка на губах ловца воров говорила о том, что мне это не вполне удавалось. – Ваше участие в моих проблемах изрядно меня нервирует после вашего выступления в суде.
– Неужели? – спросил он. Черты его лица были настолько резкими и заостренными, что, мне казалось, они могли обрушиться под давлением его улыбки. – Вам было бы спокойнее, если бы я высказался о вас нелестно, чего вы, без сомнения, ожидали?
– Определенно, это меня не удивило бы.
– Простите, если я вас удивил, но мне казалось, вы должны скорее чувствовать благодарность. Я отставил в сторону все наши расхождения, чтобы оказать вам услугу. Было время, когда мы с вами боролись за один и тот же приз или, что еще хуже, были конкурентами. Но в этом деле я ваш искренний друг.
– У меня нет сомнений, что вы поступили так потому, что это вам выгодно. Мистер Мендес сообщил мне, что вы не испытываете особой любви к Деннису Догмиллу и будете в восторге, если я причиню ему вред.
– Это так. У меня возникли подозрения о его причастности, как только я услышал о смерти Йейта. Мендес сказал мне, что вы ничего не знаете о женщине, которая передала вам воровские инструменты. Это правда?
– Я до сих пор уверен, что это вы организовали, – сказал я, будучи не так в этом уверен.
Он засмеялся:
– Можете верить, если хотите. Вы, наверное, страшно разозлились, полагая, что я принял такое деятельное участие в вашем освобождении. Однако, поверьте, я в этом вовсе не участвовал.
– Тогда не понимаю, что вам нужно, – покачал я головой. – Зачем вы пришли сюда?
– С единственной целью, Уивер, а именно предложить вам помощь. Поверьте, я не являюсь другом тори, это всем известно, но Догмилл и его комнатная собачка Хертком – просто наказание для моего бизнеса. Да я поддержу хоть кардинала Уолси, если он выступит против Херткома и сделает Догмилла своим врагом. Я полагал, что в этой выборной гонке нет места никому, кроме этих негодяев, но тут появляетесь вы, и ситуация становится намного интереснее. Мне на руку, что вы мечетесь по городу, устраиваете стычки с хулиганами и ищете правду. Поэтому я рад вам помочь.
Я горько усмехнулся:
– Если я провалюсь, тем лучше. А если я добьюсь успеха, вы будете считать меня своим должником.
Он слегка наклонил голову в знак согласия.
– Уивер, вы всегда производили впечатление здравого человека. Я не сомневаюсь, что услуга, оказываемая сейчас, принесет плоды в будущем. Поэтому я пришел узнать, чем могу вам помочь. Может быть, вам нужны деньги?
Я сердито нахмурился. Я не мог допустить, чтобы Уайльд предлагал мне деньги, как щедрый дядюшка.
– Мне не нужны ваши деньги.
– Они тратятся ничуть не хуже, чем любые другие, уверяю вас. Что касается ваших финансов, похоже, ваши методы отъема денег у судей оказались действенными. Однако должен заметить, Роули всегда был покладистым. Мне жаль, что из-за вас он был вынужден уйти в отставку для поправления здоровья.
– Я его также всегда считал надежным. Почему он поступил так со мной?
– Это выборы, – мягко заметил Уайльд. – Даже когда выборы проходили каждые три года, это было довольно опасно. Теперь, когда выборы проводятся через семь лет, награда слишком велика, и люди готовы пойти на крайние меры, чтобы поддержать свою партию или, правильнее сказать, свои интересы. Роули сделал лишь то, что потребовал Догмилл. Ничего другого здесь нет.
– Не знаю, – сказал я.
Уайльд повернулся к Мендесу:
– Похоже, нашего друга испортило общение с людьми из «Компании южных морей». Он склонен искать во всем скрытые причины. Вы не восстановите свое честное имя, если будете искать заговоры и интриги. Ответ на поверхности, поверьте. Это жадность Догмилла, и больше ничего.
– И что я могу с этим сделать? У Догмилла власть над всеми судьями в Вестминстере.
– Не знаю, что и сказать, – произнес Уайльд, хитро улыбаясь. – А что вы делаете с этим сейчас? – Я промолчал, и тогда он добавил: – Я имею в виду, кроме того, что убиваете парней вроде Гростона.
Я нервно заерзал:
– В связи с этим я и хотел встретиться с Мендесом. Я не убивал Гростона.
– И пальцем его не трогал, наверное.
– Он получил по заслугам, но не более того. Но тот, кто убил Гростона, наверняка попытается разделаться с двумя свидетелями, которые дали показания против меня на процессе.
Он кивнул:
– Мендесу не составит труда их найти. Хотите с ними поговорить, когда мы их найдем?
– Да, – кивнул я. – Я не позволю, чтобы их убили только для того, чтобы мои враги могли приписать мне еще несколько убийств. Кроме того, всегда остается надежда, что они могут сказать что-то важное.
– Тогда мы займемся их поиском прямо сейчас, – пообещал Уайльд.
Потом мы обсудили, как лучше со мной связаться.
– Мы можем вам еще чем-то помочь? – спросил он после этого.
Я сожалел, что доверился этим людям, но я оказался в чрезвычайно затруднительном положении. Впоследствии мне придется расплачиваться за это.
– Нет, – сказал я. – Достаточно и того, что вы собираетесь сделать.
Как и обещал Элиас, известие о предполагаемом прибытии Мэтью Эванса появилось в «Лондон-газет» и в некоторых других важных изданиях, и пока пресса вигов клеймила Бенджамина Уивера как убийцу, а пресса тори защищала его как оклеветанную жертву, торговец табаком и сторонник тори совершал свой блестящий дебют. От моего имени злодеи убивали людей, а я по-прежнему скрывался от правосудия и вынужден был подчиняться правилам маскарада, что вдруг показалось мне чуть ли не легкомысленным.
Тем не менее я сам избрал этот путь, и мне не оставалось ничего другого, как продолжать свою игру. В тот вечер я прибыл в Хэмпстед ровно в десять. Я специально решил приехать пораньше, чтобы меня заметили.
Сам зал, овальной формы и увенчанный куполом, был великолепен. Сверкающие позолоченные люстры, ярко-красная мебель, столы, уставленные закусками, и сияющий пол из белой плитки. В зале уже собралось довольно много публики, так что мое появление не бросилось в глаза. В одном конце зала играли музыканты, и пары весело кружились под музыку. Народ теснился вокруг банкетного стола, уставленного кексами с изюмом, нарезанными грушами, креветками, фаршированными черносливом, и множеством других яств. Вокруг другого стола было еще больше народу. Там стоял пунш, и мужчины подходили, чтобы налить себе и своим дамам. В дальнем конце зала была дверь, ведущая в комнату для игры в карты, где уединились и развлекали себя пожилые дамы, сопровождавшие своих дочерей и подопечных, пока те веселились. Такого уединения не требовалось для пожилых мужчин, и они наравне с молодыми искали партнерш для брака или, по крайней мере, делали вид, будто их интересуют подобные поиски.