– Да, да, конечно. – Фаворский расстегнул вторую, деревянную, кобуру и передал пистолет поручику. – Австрийский «Манлихер». Он совсем не дорогой, и в отличие от револьвера при перезарядке не нужно каждый раз извлекать патроны из барабана. Достаточно сменить обойму. А ведь иногда этих самых секунд и не хватает.
– Это уж точно, – согласился Васильчиков.
Продолжая обсуждать особенности оружия ближнего боя, офицеры приблизились к экипажу. Под деревом, не сводя глаз с начавшего приходить в сознание захваченного преступника, с маузером в правой руке сидел полицейский. Левая рука Каширина была наскоро замотана куском белой материи, явно оторванном от края платья барышни, и покоилась на обвязанной вокруг шеи перевязи.
– Вы ранены, Антон Филаретович? – взволнованно спросил Фаворский.
– Да, пуля-дура… задела, окаянная, вот и покалечила… кровища ручьем хлестала! Насилу справился. Что поделаешь? Такая, Владимир Карлович, у нас с вами работа, – кряхтя и охая, многозначительно и важно объяснялся сыщик.
– Жаль, что так вышло, а я-то думал, что все остались целы и невредимы. Ну да ладно. Главное – чтобы кость оказалась цела, а там, даст бог, заживет. А я смотрю, студентик-то наш очухался. Ну, что, господин беглый каторжник, допрыгался? Зубы-то обломал? Это тебе не легковерных курьеров в упор расстреливать! Здесь боевые офицеры! Так что вставай, руки назад. Вот так! – Ротмистр замкнул на его запястьях ручные цепочки.
– А что, второй супостат ушел, что ли? Или вы его прямо там кончили? – поправляя здоровой рукой сползающий металлический панцирь, поинтересовался Каширин.
– Нет, абрека мы не нашли. Пришлось пристрелить его раненую лошадь. Вдвоем облазили все вокруг, но, к сожалению, безуспешно. Тела нигде нет, только вот шашку подобрали, в камышах застряла. Скорее всего, он кормит раков на дне лимана.
Жандарм подошел к даме, вытащил у нее изо рта кляп, снял наручники, с тем чтобы защелкнуть их уже спереди. Почувствовав, что она свободна, Полина повернулась, обхватила офицера обеими руками и со всей силы вцепилась мертвой хваткой в шею, пытаясь перекусить артерию. Стоящий рядом Васильчиков растерялся и ударить женщину не смог. А Каширин носился вокруг, что-то кричал и размахивал пистолетом, не зная, что делать. Защищаясь, ротмистр резко надавил фалангами больших пальцев на глазные яблоки нападавшей. Дама вскрикнула и ослабла. Фаворский вновь замкнул на руках пленницы оковы. На шее офицера багровым волдырем вздулось место укуса.
Воспользовавшись всеобщим замешательством, студент, с заведенными за спину руками, бросился в сторону камышей, надеясь, видимо, на чудо. Поручик в три прыжка настиг беглеца и, повалив на землю, сильно ударил его под дых. Евсеев от внезапной боли перегнулся пополам и, закатив глаза, упал на колени.
Вдалеке появился казачий патруль. Трое всадников, съехав с дороги, с выставленными вперед пиками, во весь опор неслись к экипажу. Завидев офицера с серебряным аксельбантом на правом плече и в фуражке с синим околышем – отличительным признаком формы жандармов, они подняли пики вверх и сбавили ход. Старший разъезда подъехал вплотную и, осадив вороного, представился:
– Младший урядник Аксаков. Мы услышали выстрелы… Не нужна ли помощь, господин жандармский ротмистр? – Казак залихватски крутанул смоляной ус, ожидая ответа.
– Вы очень кстати. Скоро стемнеет, опасный государственный преступник мог скрыться в камышах. Вы еще успеете их прочесать. А нам пора в обратный путь. Если обнаружите его – живого или мертвого – известите уездного исправника.
Разъезд спешился. Казаки привязали к дереву лошадей. Не обращая внимания на пленницу, мужчины разделись и в одном исподнем, с короткими кавалерийскими винтовками наперевес, разобравшись в цепь, пустились на поиски злоумышленника.
Карета с задержанными преступниками и раненым Кашириным внутри с трудом выбиралась на почтовый тракт. Полина и Михаил уныло молчали, так и не проронив за весь путь ни единого слова. Полицейский, избавившись наконец от ненавистного панциря, клевал носом, то и дело пытаясь прильнуть к плечу дамы. Уставшие за длинный переход лошади сонно плелись по пыльной дороге. На месте возницы сидели двое – Васильчиков и Фаворский. Офицеры тихо переговаривались и дымили папиросами. К утру они въехали в еще спящую столицу губернии.
Рамазан открыл глаза. Невыносимая, жгучая боль пронзила израненное тело. Он попытался встать и не смог. Спина тянула назад, будто к ней привязали огромный валун. Лошадь упала прямо на него, и позвоночник не выдержал. Он лежал на небольшом островке, заросшем осокой и мелким кустарником. Дважды мимо проходили казаки, и каждый раз он замирал, чтобы враги не смогли даже почувствовать его дыхание. Ему удавалось только ползти. «Но что ж, это не так уж мало. Главное, выбраться в горы. А там чабаны вылечат и за пару месяцев снова поднимут на ноги», – подбадривал себя Тавлоев. Скоро стало ясно, что вокруг вода и самостоятельно выйти ему вряд ли удастся.
А небо было все усыпано звездами, и веселый круглолицый месяц качался на камышинках, отражаясь в темной воде уснувшего озера. «Да, но как же тогда я здесь оказался? А может, есть коса, отмель или гребень, по которому я смогу вылезти?» Боль его одолела, и Рваный провалился в пустоту. Очнувшись, он опять ухватился за спасительную мысль об отмели как о последней надежде остаться в этом мире, наполненном не только страданиями, но и наслаждениями.
Отломав торчащую из куста ветку, Рамазан стал ощупывать дно. Бесконечное количество раз он срывался в бездну от пронзающих спину миллионов острых стальных иголок и потом снова приходил в себя, продолжая шарить палкой по дну. Наконец ему повезло – он действительно нащупал косу и, обрадованный, почти на одних руках по горло в воде упорно перетаскивал безжизненное туловище все ближе к берегу.
А месяц все смеялся над ним, таращился и строил гримасы, будто предчувствуя близкий конец раненого человека. «Сейчас я пощекочу твою довольную круглую рожу!» – Тавлоев машинально потянулся к тому месту, где обычно болталась деревянная кобура маузера, но там ее не оказалось. От собственной глупости он громко расхохотался и в тот же момент почувствовал под ладонями твердую землю! Слава Аллаху! Он выбрался на сушу!
…В упор на него смотрело пять пар светящихся точек. Волки терпеливо ждали добычу. Медленно, чувствуя беспомощность жертвы, хищники окружали его со всех сторон, не считая нужным даже рычать или скалиться. Он видел их морды и капающие из пасти голодные слюни. И в первый раз за много лет горец залился слезами. Он плакал так горько, как плачет несправедливо наказанный ребенок или обманутая женщина.
Вожак, казалось, только и ждал проявления слабости человека и, ощутив свое превосходство над ним, вонзил клыки в кровоточащую лопатку ослабевшего существа, увлекая за собой остальных. Стая рвала тело грешника на части…
Всю ночь запоздалые путники слышали жуткие, душераздирающие крики, эхом разносившиеся по бескрайним степным просторам. Со страху ямщики сильнее погоняли лошадей, стремясь поскорее миновать гиблое место, откуда доносился нечеловеческий вопль.