— Гвоздь!
* * *
Немного удалось услышать Стеньке из беседы конюха-татарина, скомороха и Короба. Несколько слов лишь донеслось, среди них — «послезавтра» и еще три с половиной связных и внятных:
— …лошадь да три лопаты…
Не навоз же на поле вывозить собралось это общество!
Либо закапывать клад, либо его откапывать…
Стенька стал соображать — что вернее?
Ежели боярин Буйносов собрался что-то закопать, лишние люди ему ни к чему, довольно того человека, кому он велел приготовить приметную харю. Опять же — там, куда глядела харя, уже поднято мертвое тело. Убивать купца лишь за то, что он видел, как бродили по лесу люди, искали место, куда клад закопать, было бы дико и нелепо. А вот коли он напоролся на людей, которые как раз клад хоронили, — это было бы даже разумно…
Стенька попытался совместить в голове то, что рассказала ему в шалаше Федора, с тем, что он увидел своими глазами. Неувязок оказалось полно, но это были какие-то мелкие неувязки, вроде тех, какие случаются, когда пытаешься у свидетелей выпытать приметы воришки. Обязательно же из пяти человек трое назовут его высоким, а двое — маленьким!
Главное было — как Короб с харей под мышкой заявился к боярину и сообщил, что знает о намерении закопать клад?
А не вышло ли наоборот — Короб успел-таки подольститься к Буйносову, и тот сам надумал, что лучше довериться этому ловкому человечку, а не ключнику Артемке? И тогда уж Короб выкрал харю, подвел ключника под кнут, чтобы тот не выжил и никому не доложил о боярском намерении, и принял участие в хоронении клада?..
А теперь, надо полагать, вместе с конюхами собрался его вынуть?!?
Нужно было выследить конюхов с Коробом и в самую подходящую минуту нацелить на них пистоли! И потребовать, чтобы клад отдали, а сами убирались прочь! И вернуть клад!..
Вернуть?..
Боярину Буйносову?
Чтобы боярин ласковое слово молвил да полтину в протянутую ладошку положил?
Бешеная работа совершалась в Стенькиной голове!
Ноги под ним плясали, торопять получить от головы приказ — куда бежать?! К обители Николы Старого — расспросить Артемку, если только не помер? К Деревнину?..
Обитель была ближе. Стенька кинулся стучать в ворота и домогаться у инока-привратника отца Геннадия.
Стеньку послали…
Деревнин жил недалеко от Охотного ряда. Подьячие и вставали рано, и ложились рано, однако Стенька решил, что по такому случаю не грех и разбудить.
Цепной кобель уже был спущен и поднял такой лай, что Стенька сам был не рад. Девка, служившая у Деревниных, вылезла заспанная, злая, ругаясь почище извозчика. Сперва звать хозяина отказалась напрочь. Потом разглядела, кто к нему пожаловал.
Уж что-что, а смазливая Стенькина рожа на всех баб и девок действовала безукоризненно. Кроме разве что Натальи, которой эта краса ненаглядная уже до полусмерти надоела.
В конце концов Деревнин вышел к нему на крыльцо. Он был в домашнем полосатом зипуне, в скуфеечке, уже босой. Глядя на него, ввек бы не подумалось, что этот человек судьбами людскими шевелит, как ему вздумается!
— Зачем притащился?
— Гаврила Михайлович! Накрыл я их!
— Кого накрыл?
— Конюхов со скоморохами и с харей!
— Ты что бредишь?
Спотыкаясь, торопясь, перескакивая с пятого на десятое, Стенька доложил о своем розыске и подозрениях.
— Стало быть, конюхи со скоморохами надумали боярина Буйносова обворовать? А посадский человек Короб им в том пособник? — уточнил подьячий.
— Ну, боярин и сам-то хорош! Я чай, купца-то Горбова зарезали потому, что он видел, как клад хоронили.
— А коли боярин про то и не ведает?
— Его счастье, коли так. Гаврила Михайлович! Мы ж можем этих псов на горячем прихватить!
— Как это?
— Они уговорились послезавтра в то же время у Николы Старого встретиться да и на дело пойти. Лошадь с собой возьмут, лопаты! Гаврила Михайлович, а что, коли следом увязаться?
— Совсем ты с разума съехал, — отрубил подьячий.
— Я все как следует придумал! Мы тихонько за ними поедем. Они — на Троицкую дорогу, и мы — туда же. Они-то, чай, с фонарем поедут! И как они с дороги туда свернут, где медвежья харя клад стережет, мы остановимся и в засаду сядем. Как они выкопают сундук, или что там у них, как на телегу поставят — тут-то мы себя и окажем!
— Ты, Степа, гляжу, не тем путем пошел. Тебе не в земские ярыжки, а в налетчики надобно.
— Гаврила Михайлович! Их там четверо будет — два конюха, скоморох да еще посадский человек Короб! Нас — двое, да мы-то в темноте, в кустах, с пистолями, а они-то — на свету! Да ведь такое дело! Мы можем завтра в приказе еще охотников набрать, отбить у них этот клад, повязать их, привезти, и тут же — в Разбойный приказ!
— А клад? — спросил подьячий совсем воспарившего земского ярыжку.
— А клад — боярину вернуть… — не совсем уверенно отвечал тот.
Эта неуверенность была слишком хорошо заметна и даже знакома не одни порты просидевшему на приказной скамье Деревнину.
Но и молчание подьячего, размышляющего о судьбе клада, тоже много что говорило Стеньке.
— А боярин нас за то пожалует, — добавил земский ярыжка. — Меня, надо полагать, полтиной, а для тебя, Гаврила Михайлович, рубля не пожалеет…
Деревнин на эту подначку не ответил. Он постоял в раздумье, поскреб под бородой…
— Когда, говоришь?
— Послезавтра! — выпалил Стенька.
— Полагаешь, мы вдвоем их четверых одолеем?
— Так ведь с третьим-то делиться придется, — совсем честно заявил Стенька.
Деревнин усмехнулся.
— Мы можем выследить, куда они тот клад повезут. А там уж и будем решать — как с ним быть.
Эта затея Стеньке не больно-то понравилась. Выслеживать-то будут они вдвоем, а как все станет ясно, так Деревнин к дьяку пойдет, стрельцов потребует — выемку ворованного добра делать. И что тогда попадет в карман подготовившего это дельце земского ярыжки? Нетрудно догадаться…
Но спорить он не стал. Главное было — выманить в нужное время и в нужное место Деревнина. А там, на месте, все, может, само собой и решится.
— Гаврила Михайлович! Я все придумал! Ты в приказе припозднишься, и я с тобой. А потом выйдем поодиночке — да через торг, нас и не приметят. А там уж нас будет у Николы Старого телега ждать…
— Откуда телега возьмется? — деловито спросил Деревнин.
— Я человек небогатый, придется уж тебе, батюшка, раздобыть, — дерзко молвил Стенька.
— Коли налетчики дорогу заступят — чем отбиваться будем?