«Она родилась в пустыне и поэтому очень неприхотлива. Ты можешь кормить ее травой, овощами, даже хлебом. Она не будет обузой в ваших путешествиях».

Мальчик засиял от счастья:

«А как ее зовут?»

Вильмонт задумался, потом написал:

«Предлагаю назвать ее Шахерезада. А кстати, как зовут тебя?»

«Сережа. А вас?»

У Анри перехватило дыхание. Теперь он точно знал, что перед ним его сын, ведь Лиза назвала его именем, которое Анри носил в своей прежней жизни.

«Уверен, что твоя мать очень любит тебя, – тут же написал мужчина. – И если ты не против, я напишу ей записку, чтобы она позволила тебе оставить Шахерезаду».

Мальчик с благодарностью посмотрел на взрослого.

Анри написал записку и показал ее Сереже.

«А почему в конце вы что-то приписали по-немецки?» – спросил у него в новой своей записке мальчик.

«На всякий случай. Ты же сам говоришь, что твои родители предпочитают этот язык сегодня. Может, он смягчит их сердца».

Анри купил у уличной цветочницы самый шикарный букет и вложил в него записку.

Обрадованный, Сережа побежал домой. Анри с нежностью глядел ему вслед. Никогда еще он так не умолял Бога об одолжении: «Только бы родителям этого мальчишки удалось покинуть город». А ведь еще совсем недавно Вельмонт мечтал поймать убийцу несчастного доктора Лехтинена. Ведь он даже был лишен возможности проститься с этим замечательным человеком. За похоронами доктора Вильмонт наблюдал издали, изображая посетителя чужой могилы. Ах, как он хотел увидеть выражение беспомощности на лице убийцы, когда его закуют в кандалы, как особо опасного арестанта! Но прошло немного времени, и Вильмонт сам помогал преступнику скрыться. В нескольких строчках на немецком, которые жандармский капитан приписал в конце записки, говорилось:

«В городе опасно. Немедленно уезжай! Если можешь, никому не сообщай о моем письме. Береги нашего сына.

Твой Серж».

* * *

На следующий день вся полиция Гельсингфорса стояла на ушах. Начальство искало виновных, ответственных за то, что двоим террористам, которые, по всей видимости, являлись руководителями местной агентурной сети, удалось скрыться.

А произошло вот что. После обеда Лиза и ее муж с сыном взошли на палубу купленного террористами для своих нужд прогулочного пароходика «Одиссей» и вышли в море. Филеры на двух лодках последовали за ними под видом рыбаков. Однако на своих скромных шаландах агенты быстро отстали. Им оставалось только наблюдать издали, как возле маленького островка особо важные государственные преступники пересели на шведский корабль «Боре-1», следующий в Стокгольм.

Пока филеры добирались до берега, пока ставили в известность начальство, пока были оповещены пограничные и таможенные власти, «Боре-1» вышел из финских территориальных вод. Правда, по дипломатической линии охранке довольно быстро удалось добиться от шведов согласия на арест сбежавших преступников. Встречать пароход на пристань Шеппсбрунна прибыл сам стокгольмский фискал (прокурор) Стендаль с усатыми шведскими жандармами в металлических касках. Но оказалось, что семья Уткиных за несколько часов до прибытия в порт назначения пересела в море на вельбот, доставляющий в рыбачьи деревушки почту. Все дальнейшие меры к задержанию преступников не принесли успеха. Следы ловких революционеров затерялись в шведских лесах.

Вначале в руководстве охранки решили, что исчезновение ключевых лиц гельсингфорского подполья означает провал всей операции. Но дальнейшее наблюдение за домом у порта показало, что оставшиеся террористы ведут себя так, словно ничего особенного не произошло. В город продолжали поодиночке и парами прибывать новые боевики, которых полиция опознавала по розыскным карточкам. Для Вильмонта это означало, что Лиза как-то смогла убедить своего партнера, что в городе им оставаться дальше опасно, не выдав при этом того, кто предупредил ее об опасности.

Глава 20

Банковские инкассаторы были обречены. Судьба этих людей и перевозимых ими денег решилась за несколько месяцев до рокового рейса. Это произошло в уютном отеле неподалеку от Ниццы, где «Коллегией четырех» – группой руководителей революционной партии – было принято решение поручить предводителю кавказских боевиков добыть необходимую сумму для организации покушения «нового типа». Прежние методы борьбы перестали работать, ибо охранка научилась успешно противостоять традиционным нападениям с ручными бомбами и пистолетами. Между тем для воплощения в жизнь грандиозных планов требовалось как минимум 100 000 рублей. Огромная сумма! В партийной кассе таких денег не было, у сочувствующих революционерам меценатов – тоже. Оставалось экспроприировать их у буржуев.

Но неожиданно предательски зароптали свои же соратники, которые стали говорить, что нельзя прибегать к кроваво-бандитским методам, которые только оттолкнут от революции часть либеральной интеллигенции. Однако партийные вожди считали, что в интересах дела можно и нужно прибегать к партизанским боевым действиям. «Революция – дело тяжелое и кровавое, – заявил один из принимающих решение товарищей. – В беленьких перчатках, чистенькими руками ее не сделаешь… Да и партия – не пансион для благородных девиц… Иной мерзавец может быть для нас именно тем и полезен, что он мерзавец…»

В итоге приказ идейным налетчикам был отдан втайне от собственной партии. Остальное было делом техники.

* * *

За несколько недель до «экса» на Кавказ из Финляндии тайно прибыл транспорт с оружием и взрывчаткой. Затем поодиночке стали съезжаться исполнители. Их было пятеро. Командир пятерки целыми днями мотался в наемной пролетке по городу, размещая людей на постоялых дворах, проводя с ними индивидуальный инструктаж, выдавая оружие и самодельные бомбы, еще раз проверяя маршруты отхода.

Командир группы не сомневался в своих подчиненных. Это были отборные абреки [34] . Каждый из них имел за плечами боевой опыт, владел всеми видами оружия, знал анатомию, чтобы действовать револьвером и ножом наверняка, умел управлять лошадьми, паровозом; многие пришли в политический террор из уголовного мира.

Ответственный за проведение акции полевой командир по кличке «Мурад» появился в городе, когда все уже было подготовлено его верным заместителем и другом. Накануне решительного дня соратники всю ночь просидели в винном погребке. Молодые романтики революции не боялись, что бессонница и хмель скажутся на твердости руки и глазомере. Их пьянило не столько вино, сколько мысли о настоящем деле, которое состоится завтра.

Хотя возможных маршрутов движения конвоя с деньгами предусматривалось несколько, налетчики точно знали, где устраивать засаду. Информатор в местном отделении Госбанка вовремя сообщил грабителям нужные сведения. Блиндированная – обшитая металлическими листами банковская карета в сопровождении конного казачьего конвоя и восьми агентов охранки выехала с вокзала и через 26 минут оказалась на площади перед зданием штаба Кавказского военного округа. Резво несли кони тяжелую карету. Впереди путь ей расчищали нагайками и диким свистом несколько донцов-удальцов. При виде мчащихся во весь опор станичников встречные извозчики шарахались в переулки, на обочинах собирались толпы зевак. По бокам кареты катили велосипедисты охранки.