– Они у нее буквально штопором вьются! – воскликнула Анжела, заканчивая рассказ. – Была когда-то такая актриса немого кино Мэри Пикфорд. Нынче о ней забыли, а в начале двадцатого века ее имя гремело и в Америке, и в Европе, и в России. Вот у Пикфорд была точь-в-точь такая прическа. Только, думаю, голливудской диве кудри накручивали щипцами, а Маринке эта красота от рождения досталась. Я ей здорово завидовала, когда наблюдала, как она, вымыв голову, руками пряди туда-сюда ворошит, а они сами собой укладываются. Мне-то требуются и пенка для объема, и фен, и брашинги, и лак… Использую все средства, гляну в зеркало – и расстраиваюсь, как было три волосины, так и осталось столько же.
Я машинально поправила свою прическу.
– Вы сказали, что ходите к золовке.
– Верно, – подтвердила Анжела.
– А родители тоже посещали дочь? – спросила я.
Осипова опустила глаза.
– Нет. Они… э… э… ну… понимаете…
– Не знали, где девушка? – подсказала я ей.
Анжела сложила ладони домиком.
– Дашенька, дорогая, поймите! Свекор со свекровью еле-еле встали на ноги после того, как оба заболели, узнав о том, чем занимается их дочь. Доктора нас с мужем предупредили: новый мощный стресс убьет пожилых людей. Ну что мы им могли сказать? Что Марина снимала клиентов на дороге? Что устроила аварию, в результате которой погибла другая девушка? Что их дочь – не только проститутка, но и убийца, а сейчас находится в клинике, и врачи уверены: остаток жизни Марина проведет в состоянии овоща? Да кому нужна такая правда! Представляете реакцию отца с матерью? Мы с Глебом решили ничего им не сообщать.
– Я поняла, что старшие Бойко неустанно искали дочь, – сказала я.
– Последний год перед своей смертью уже нет, – почти прошептала собеседница, – ее признали умершей. Свекор со свекровью погибли в автокатастрофе, не узнав правды о дочери.
– Но Марина жива! – воскликнула я.
Осипова дернула плечом.
– Доктора говорят, что ей недолго осталось, летом резкое ухудшение началось.
– Значит, сестра Глеба никоим образом не могла очутиться в Ложкине в моем саду, – подвела я итог беседе. – Но как же туда попала прядь ее волос?
Анжела вскочила и забегала по примерочной.
– Сама ничего не понимаю. Борис Леонидович меня заверил, что моя золовка, как всегда, находится в палате. Она уже не может садиться в инвалидное кресло, лежит в кровати. Может, в лаборатории ошиблись? Или перепутали образцы?
– Исключено, – решительно возразила я. – Когда вы в последний раз видели Марину?
Анжела слегка смутилась.
– В декабре прошлого года. Я поздравляла ее с наступающим праздником, привезла ей конфеты и красивую шаль.
– А Глеб навещал сестру весной или в начале лета? – допытывалась я.
– Нет, – неохотно призналась Осипова. – Зачем ездить к человеку, который никого не узнает? Я бываю там под Новый год, а Глеб в августе, в день рождения сестры. Но Борис Леонидович раз в месяц нам звонит, подтверждает получение денег, рассказывает о ее состоянии здоровья…
– Вдруг Марины там нет? – перебила я Анжелу. – Что, если врач с зимы вводит вас в заблуждение?
– Но он же на связи, – растерялась Осипова.
– Наговорить можно что угодно, – фыркнула я. – И вообще, вы уверены, что беседуете с доктором?
– Конечно, – кивнула Анжела. – Он всегда представляется, называет имя, отчество, фамилию.
– Но лица человека по телефону не видно, – протянула я. – Вдруг Марина где-то в другом месте? Может, даже неподалеку от поселка Ложкино? Что, если ей стало не хуже, а, наоборот, лучше, и она сбежала из-под надзора? Кстати, где находится это заведение?
– Ленинградское шоссе, деревня Верхние Волочки, – ответила Анжела.
– В принципе, не так далеко от Новорижской трассы, которая проходит рядом с нашим поселком, – задумчиво протянула я. – Если ехать по дороге, да еще по МКАД, то приличный путь получается. Но человек – не автомобиль, может пойти пешочком напрямую через лес и через пару часов очутиться в Ложкине.
Анжела ойкнула.
– Полагаете, Марина удрала? Она могла выздороветь?
– В жизни разное случается, – пожав плечами, заметила я. – Есть лишь один способ узнать правду. Необходимо срочно поехать в эти самые Верхние Волочки и найти вашу золовку. Вас могут сейчас отпустить с работы?
Анжела глянула на часы.
– У нас в июле полный штиль, постоянные клиенты греются на море. Пожалуй, я могу сбежать. Скажу, что вы наняли меня как личного консультанта по шопингу и попросили проехаться с вами по филиалам магазина. Наш отдел оказывает вип-клиентам такую услугу.
Стараясь не упустить из вида голубую малолитражку Анжелы, я вырулила на МКАД и незамедлительно попала в пробку.
Помнится, в середине нулевых, когда заторы на дорогах стали для москвичей настоящей проблемой, я, куда-то опаздывая, очень нервничала. Но сейчас я обычно сохраняю на трассе олимпийское спокойствие. А какой смысл дергаться? От того, что перенервничаешь, поток машин быстрее не поедет. Если не можешь повлиять на ситуацию, нужно расслабиться и получать удовольствие. Сейчас у меня в машине всегда есть термос с чаем, коробочка шоколадных конфет, бананы, диски с любимой музыкой, маникюрный набор и спицы с клубком. Я провожу время в пробке с пользой – перекусываю, поправляю лак на ногтях и даже пытаюсь научиться вязать варежки. Кстати, уже сделала несколько рядов. А еще можно поболтать с подружками или узнать, как обстоят дела у Анфисы и животных.
Я набрала домашний номер и спросила у домработницы:
– Посылка пришла?
– Ничего не привозили, – отрапортовала та.
– Странно. А обещали доставить до полудня, – расстроилась я. – Может, ты не услышала звонок в дверь?
– Конечно, я же дура глухая, – незамедлительно обиделась Фиса. – И слепая вдобавок. Между прочим, я каждый шорох слышу, полевка по кухне пройдет, меня мигом с кровати сносит. Да у меня уши, как у орла!
– У нас в доме есть мыши? – напряглась я, пропустив мимо ушей последнее странноватое заявление Анфисы.
– Кто вам такую глупость сказал? – возмутилась прислуга. – Да кабы я увидела в коттедже хоть одно хвостатое, я б его мигом придавила-отравила! Гаже грызунов только гости, которые без спроса заявляются и ночевать остаются.
– Значит, посылки нет, – остановила я раскипятившуюся Фису. – Сейчас позвоню на почту и выясню, почему ее не доставили.
– Вот это правильно, – одобрила она. – А то налетели на меня, глухой обозвали, отругали. Эй, брось сейчас же! Оставь, кому говорю! Стой!
Я услышала топот, кряхтение, звон, треск. Потом в трубке снова прозвучал голос Анфисы: