— Это глупое недоразумение.
Хольк покачал головой.
— Йенс, поверь мне. Разве я тебя когда-нибудь подводил?
По телевизору начался выпуск новостей. Хартманн услышал имя убитой девушки. Все в столовой перестали делать то, что делали, и повернули головы к телевизору. На экране Пернилле Бирк-Ларсен давала интервью. В синей клетчатой рубашке, с листком в руке, бледная и напряженная, она смотрела с экрана — не испуганно, а решительно.
— Я очень надеюсь, — читала она по бумажке, — что кто-нибудь хоть что-то видел. Кто-то должен знать. Мы обращаемся к вам за помощью и будем признательны за любую информацию. Полиция как будто… Я не знаю, чем они занимаются. Но серьезных изменений я не вижу.
Вопрос журналиста за кадром:
— Как вы относитесь к тому, что в убийстве подозревается Троэльс Хартманн?
Широко раскрытые глаза направлены прямо в объектив кинокамеры.
— Я ничего об этом не знаю. Но если кто-то видел хоть что-то, я надеюсь, они отзовутся. Любая мелочь может оказаться очень важной. Пожалуйста…
— Моя партия не выйдет из альянса, — сказал Йенс Хольк.
Хартманн благодарно кивнул.
— Но показываться на людях вместе с тобой я больше не могу. Извини, Троэльс.
Хольк подхватил свой поднос и удалился.
Оказавшись вновь в квартире на Сторе-Конгенсгаде, Лунд стояла в гостиной и смотрела на треснувшее зеркало, на разбитый стеклянный столик. Ссора? Несчастный случай? Попытка драки? Она снова думала о спальне.
Смотритель здания появился довольно скоро, так как в его ведении находилось несколько домов в квартале и он жил неподалеку.
— Раньше вы видели здесь Хартманна? — спросила Лунд.
— Да, видел.
— С женщинами?
Он поморщился:
— Я смотритель дома, мне многое довелось видеть.
— Вы помните эту женщину?
Она показала ему фотографию Нанны. Но он все еще смотрел на повреждения. Оценивал стоимость ущерба.
— Я видел дам, звонивших в эту дверь. И видел, как он сам приводил их.
— Но не ее? — спросила она, снова придвигая к нему фотографию.
— Нет. По-моему, у нее был свой ключ. Она сама приходила в квартиру и ждала его здесь.
Лунд хотела уяснить все до мельчайшей детали.
— Она была с Хартманном?
— Я так и сказал. Пару месяцев назад. Я менял в соседней квартире посудомоечную машину и видел ее через открытые двери. И даже слышал, как она разговаривала.
— А его вы видели?
— Если не он, то кто же?
Она убрала фотографию в сумку.
— Когда мне сообщат? — спросил смотритель.
— Что сообщат?
— В новостях же передавали. Будет награда в пятьдесят тысяч крон. Так как я узнаю?
Она глубоко вздохнула.
— Это был он, — твердил мужчина. — Клянусь.
Через двадцать пять минут она стояла в дверях квартиры Бирк-Ларсенов и убеждала Пернилле:
— Вы должны отозвать обещание награды.
Та даже не впустила ее за порог.
— Не мы ее предложили.
— Если вы поговорите с телевизионщиками, они сделают все, что вы скажете, Пернилле. Я знаю, как это трудно…
— Нет, не знаете. Даже представить себе не можете.
В глубине темной квартиры двигался силуэт ее мужа.
— Вас не окружают ее вещи. Вам не приходит ее почта. Люди не смотрят на вас на улице, как будто это ваша вина…
— Вы ничего этим не добьетесь. Нас просто завалят ненужной информацией сотни людей в надежде получить деньги. И нам придется проверять все, что они скажут.
— Вот и хорошо.
— У нас нет столько сотрудников. Мы не сможем заниматься действительно важными вещами.
— Какими именно?
— Я не могу вам сказать. Знаю, вам кажется, что мы должны быть более откровенными с вами. Но это ошибка. — Она глянула на мужчину за спиной Пернилле. — Мы и так сказали слишком много. Я думала, вы поняли это.
Пернилле развернулась и ушла в гостиную. Тайс Бирк-Ларсен остался стоять, где был, зло глядя на Лунд.
— Вы должны убедить Пернилле, что это ошибка, Тайс. Прошу вас.
Он подошел к двери и захлопнул ее прямо перед лицом Лунд.
Пятница, 14 ноября
Звонок Майера застал ее выходящей из душа. С места в карьер он начал жаловаться на лавину звонков, обрушившуюся на отдел сразу после выступления Пернилле Бирк-Ларсен по телевизору.
— Я говорила с родителями, — сказала она ему. — Они отказываются помочь. Мне жаль, но придется проверять все.
— Прекрасно. Что-нибудь еще?
— Мне нужно больше сведений об Олаве Кристенсене.
— Пусть им займется кто-то другой, Лунд, я не могу.
Появился заспанный Марк в поисках завтрака.
— Ты сегодня рано проснулся, — сказала она.
Он молча плюхнулся на стул.
— Я снова вызвал Мортена Вебера, — сказал Майер. — Увидимся.
Марк насыпал себе в тарелку кукурузных хлопьев.
— Как вчера прошел ужин с отцом?
Длинная пауза, потом:
— Нормально.
— Тебе понравились его дочки?
Лунд доставала из упаковки новый свитер, полученный из интернет-магазина. Этот был из толстой шерсти, темно-коричневый с черными и белыми ромбами. Марк уставился на обновку.
— У них много разной одежды, — сказал он.
Он наклонил пакет молока над тарелкой, но молока там почти не оставалось. Он отставил пакет.
Лунд вздохнула, села рядом с ним за стол, попыталась взять его за руку. Марк убрал руки со стола.
— Слушай, я понимаю, все идет не так, как надо. Бенгт скоро приедет в Копенгаген читать лекции. И тогда мы поговорим. У нас все будет хорошо.
Он копнул ложкой едва смоченные молоком хлопья.
— Но зато ты сходишь на рождественский концерт в школе.
Марк потеребил сережку в ухе.
— У нас есть еще молоко?
Она заглянула в холодильник:
— Нет. Бабушка ушла в магазин, скоро вернется.
Марк с несчастным видом сидел над тарелкой. Лунд собрала волосы в хвост на затылке, готовая к выходу.
— Мам…
— Да?
Марку было неловко.
— Нет, ничего.
— Что, Марк? Скажи мне.