Вот камера подбирается ближе. Его тело работает как насос, пронзая ее в безумном, исступленном ритме. Затем смятение. Беспорядочные кадры, среди которых видно, как он вскакивает, идет на невидимого наблюдателя, помешавшего им.
Скривив губу, как упрямый мальчишка, со смесью стыда и вызова на лице, Шандорф сидел в отделе убийств и отказывался говорить.
— Может, Йеппе заговорит первым, — сказал Майер.
На экране как раз возник Хальд. Пьяный, не контролирующий себя.
— Ты ведь понимаешь, что он здесь неподалеку. — Майер похлопал парня по плечу. — Может, он прямо сейчас говорит, что это был ты. Только ты. Вот будет здорово!
Шандорф был неподвижен, как камень.
— Знаешь, никак не могу забыть фотографии Нанны. Их сделали, когда ее вытащили из воды. Так и вижу их. — Майер не спускал с Шандорфа глаз. — Не вынуждай меня показывать их тебе. Для нас обоих так будет лучше.
Лунд не была готова выходить наружу в поисках сигнала, здесь еще оставались дела. Она натянула пару резиновых перчаток и взяла разбитый пивной стакан из круга, обрисованного мелом. Направила на него фонарик.
По краю стакана следы помады. Ярко-оранжевой, кричащей.
Достала фотографию Нанны с вечеринки. Вот она стоит в своей черной маскарадной шляпе, и эта шляпа — единственное, что было в ней детского.
Заглянула в пепельницу. Перебрала окурки сигарет и самокруток. Наткнулась на комочек из фольги. Раскрыла его пальцами в перчатках: сережка. В луче фонарика блеснули три поддельных бриллианта в серебряной оправе.
Снова уткнулась в фотографии. Нанна и ее одноклассники. Лиза Расмуссен.
Прошло три дня, как они вытащили тело Нанны Бирк-Ларсен из ледяной воды канала возле аэропорта. За все это время почти не было момента, чтобы они работали без версии. И каждая версия рассыпалась. Они гонялись за тенями, а те таяли в свете фактов. Загадка, сулящая ответы. И тем не менее…
Это расследование не было похоже ни на одно из тех, которые она вела раньше. В нем были слои, тайны, головоломки. Да, расследования никогда не бывают черными или белыми. Но никогда она не встречалась со столь неоднозначным, ускользающим делом.
Лунд смотрела на фотографию. Нанна и Лиза. Веселые, счастливые.
Где-то наверху послышался звук, потом другой. Шаги в темноте.
— Может, это вообще не твоя идея была, — говорил Майер. — Может, все затеял Йеппе, а ты лишь поддержал приятеля.
Он нагнулся, ища взгляд Шандорфа.
— Оливер?
Никакой реакции. Только несчастное лицо, обращенное к монитору компьютера.
— Для тебя все еще может кончиться не слишком плохо, если ты расскажешь мне, как было дело. Так как мы с тобой поступим?
Майер откинулся на стуле, заложил руки за голову.
— Будем сидеть всю ночь, разглядывая снимки? Или покончим с этим?
Ни звука.
— Прекрасно. — В голосе Майера зазвучало раздражение, и он досадовал на себя за это. — Что-то я проголодался. На двоих у меня денег не…
— Это не она, придурок, — буркнул Шандорф.
Майер моргнул:
— Что?
Наконец Оливер Шандорф поднял на него глаза:
— Девушка в бойлерной. Это не Нанна.
Наверху, перед алтарем в память Нанны, светился одинокий огарок.
Лунд проверила телефон. Связь была.
Опять услышала что-то… шаги за ближайшей дверью. Лунд не собиралась прятаться. Направила луч на источник шума:
— Лиза?
Девушка застыла в ярком белом свете, в руке она держала стеклянную вазу с розами.
— Как ты сюда попала? — спросила Лунд.
Лиза поставила розы под фотографией Нанны.
— Цветы все завяли. Совсем забыли про них.
— Как ты сюда попала?
— Дверь в спортивный зал не закрыта. Замок сломан. Это все знают.
Она заправила за ухо светлую прядь, посмотрела на алтарь.
— Когда ты познакомилась с Нанной?
— В начальной школе. Уже в последний год. Потом Нанна выбрала Фредериксхольм, и я тоже. — Она переставляла цветы. — Хотя я не надеялась, что поступлю. Нанна умная. А ее отцу пришлось искать деньги. У моего отца хватает денег, но я… я глупая.
— Когда вы поссорились?
Лиза не смотрела на нее.
— Мы не ссорились.
— Телефон Нанны у нас. Мы знаем, что в последнее время ты не звонила ей, только писала сообщения.
Тишина в ответ.
— А Нанна тебе звонила.
— Это была не ссора, так…
— Из-за Оливера?
Немедленно:
— Я уже не помню.
— Мне все же кажется, что дело в нем. Нанне он не нравился. А ты влюбилась в него всерьез.
Лиза засмеялась:
— Иногда вы задаете странные вопросы.
— Поэтому ты пошла в бойлерную.
— Мне пора домой.
Лунд показала ей сережку:
— Ты кое-что там забыла.
Девушка уставилась на пакетик с уликой, обругала себя, развернулась, чтобы уйти.
— Мы можем провести у тебя дома обыск, чтобы найти платье, — сказала Лунд ей в спину. — Или ты сама мне все расскажешь?
Лиза Расмуссен остановилась, обхватила себя руками, словно озябла в тонкой красной куртке.
— Это очень важно, — продолжала Лунд. — Нанна тоже была в бойлерной? Или ты одна пошла с ребятами?
Застигнутая врасплох на полпути между ребенком и взрослым, Лиза выпалила:
— Я злилась на нее, понятно?
Лунд сложила руки на груди и ждала продолжения.
— Она всегда все решала. Обращалась со мной как с маленькой. Я была пьяна. Когда мы увидели, что этот придурок Йеппе шпионит за нами, мы пытались остановить его. Я в темноте споткнулась и упала. — Она закатала рукав, под ним заживающие царапины и полоски пластыря. — Вот, порезалась.
— Что было потом?
— Оливер отвез меня в больницу. Мы там провели почти всю ночь.
Она села на ступеньку, уличные фонари освещали ее заурядное юное лицо.
— Он все еще с ума сходил по Нанне. Я думала, может, я смогу… — Она опустила рукав, опять обхватила себя. — Безмозглая дура. Нанна была права.
— Где была Нанна?
— Не знаю.
— Лиза…
— Я не знаю! — выкрикнула она. И спокойнее: — Примерно в половине десятого мы вышли в вестибюль, она надела на меня свою шляпу. Обняла меня. И попрощалась. — Она смотрела Лунд в лицо. — Это все. Потом она ушла.