Когда утро стало понемногу пробиваться сквозь запыленные окна, Лунд осмотрелась. Рядом с кроватью лежали его вещи, которые привезли вместе с ним с места аварии на мосту по дороге в Мальмё: пальто, шарф, свитер. И черный кожаный портфель, из которого торчали бумаги. На бумагах Лунд заметила полицейские штампы.
Она проверила, спит ли Бенгт, и стала перебирать документы. Портфель был набит ими доверху: результаты аутопсии, сводки осмотра места преступления, отчеты судмедэкспертов, фотографии, официальные отчеты.
Она села на пол, разложила бумаги перед собой и стала изучать их одну за другой.
Ее размышления прервал хриплый голос.
— Ты права, — проговорил Бенгт с трудом. — Он делает это не впервые.
Лунд оставила бумаги, подошла к нему:
— Как ты себя чувствуешь?
Он не ответил.
— Врачи сказали, что у тебя сотрясение и перелом руки. Машину можно выбрасывать. Тебе повезло.
— Повезло?
— Да, крупно повезло. Ты же не спал сколько…
— Я так разозлился на тебя. Решил, что с меня хватит. И поехал домой. Господи…
Лунд не могла понять, что это с ней: глаза странно защипало, мысли разбежались. Неужели она собирается заплакать?
— Я не знаю, почему я такая, — тихо проговорила она. — Прости меня. Я ничего не могу поделать с собой. Иногда…
Рука Бенгта оторвалась от одеяла, накрыла ее ладонь. Их пальцы сплелись. Тепло. Близость.
— Я прочитал твои материалы. Это преступление совершено не в приступе страсти. Оно необычно.
— Потом поговорим об этом, — сказала она, понимая, что хочет продолжать.
— Возможно, у него есть какой-то метод, — размышлял Бенгт, закрыв глаза.
— У нас было такое предположение, но мы не смогли найти в старых делах ничего похожего.
— Если у вас нет аналогий, это не значит, что подобного никогда не было. Он сбросил Нанну в воду. Ты видела это место: отдаленное, пустынное. Может, были и другие жертвы, просто их никто не обнаружил.
— Давай потом, Бенгт.
— Нет, — сердито возразил он, теперь глаза его были открыты, — ты не знаешь, что значит это слово. Поэтому я говорю тебе это сейчас. Его возбуждает мысль, что только он и девушка знают, как и где наступит конец. Для него это и есть интимная близость. Почти любовь.
— Потом, — повторила она и включила телевизор.
Они вместе посмотрели новости. Букард сообщил прессе о том, что Кемаль невиновен, что он попал под подозрение в результате трагического совпадения. Не было сказано ни слова о том, что полицию ввели в заблуждение.
Так уж устроен мир. Ты или прав и герой, или ошибся и злодей. И между двумя этими ипостасями нет остановки на полпути, нет никакой промежуточной зоны. Во всяком случае, по мнению средств массовой информации. Черное или белое, и все.
И то же самое в политике, думала она, глядя на повтор сюжета о теледебатах Хартманна и Бремера. Ничто не изменилось в их словах, жестах, выражениях их лиц. Только раньше казалось, что Бремер выглядит предпочтительнее: и держится увереннее, с чувством собственного превосходства, и глаза горят победным огнем. Теперь те же кадры производили обратный эффект: вальяжность Бремера граничила с самодовольством и легковесностью, а неосторожная и на первый взгляд необоснованная защита учителя его оппонентом свидетельствовала об отваге и дальновидности Хартманна.
Контекст — вот что определяет наше восприятие. Но чтобы увидеть контекст, необходимы факты, точка отсчета, зафиксированное положение в пространстве, откуда мы уже сможем производить оценки.
В деле Бирк-Ларсен все эти составляющие контекста отсутствовали.
— Мне сказали, что выпишут уже сегодня, — сказал Бенгт, выключая телевизор.
— Я поговорю с мамой. Можем пока пожить у нее.
— Не тревожься. Я поеду домой в Швецию.
Лунд испытала нечто похожее на моментальный приступ паники.
— Почему? — спросила она.
— Во-первых, ты занята. Во-вторых, у нас в доме идет ремонт, там работают строители. А в-третьих, вряд ли твоей матери все это доставит радость.
Он на секунду прикрыл глаза, утомленный разговором. Она смотрела на его разбитое лицо и думала, что такие ушибы долго не заживут.
— Не надо стыдиться своих ошибок, — сказал он.
— Хочешь воды?
Она поднялась. Он остановил ее пожатием руки.
— Не волнуйся. Вы обязательно его найдете. Будь терпелива, — сказал он, глядя ей в глаза.
Лунд присела на край койки:
— А если нет?
— Найдете.
— Мы в тупике. У меня больше нет идей.
— Они есть. Продолжай искать. Что ты знаешь наверняка?
— Ничего.
— Перестань, Сара. Ты сама знаешь, что это неправда.
— Ну ладно. В пятницу, тридцать первого октября, Нанна Бирк-Ларсен идет на вечеринку в гимназии. Несколькими часами ранее в гимназию доставляют материалы избирательной кампании Троэльса Хартманна на машине, арендованной для нужд его штаба.
Лунд встала и принялась ходить по палате, обдумывая каждую фразу.
— Водитель чувствует недомогание. Он теряет ключи от машины и обращается в больницу. Примерно в девять тридцать Нанна покидает вечеринку на своем велосипеде. Кто-то находит ключи и следует за ней.
— Подожди, подожди, — прервал ее Бенгт. — Остановись здесь. В этом деле спонтанности быть не может. Убийца не мог случайно найти ключи и в результате совершить преступление.
Она отрицательно мотнула головой:
— Иначе не получается.
— Он не импульсивен. Он планирует свои действия и маскирует их.
— Бенгт! Машина была оставлена перед гимназией. Так вышло, и это факт. Никто не знал, что водителю станет плохо.
— Это не стыкуется с характером, который я вижу, исходя из материалов дела.
— А если твой анализ ошибочен? Я знаю, ты стараешься помочь мне, но… что, если все не так? Если мы вообще не с той стороны смотрим? Если напрасно ищем логику там, где ее нет? — Лунд налила себе воды. — Девятнадцатилетняя девушка похищена, изнасилована много раз, убита. С невообразимой жестокостью. Да, обычно логика есть. Но здесь…
— Забудь все, что знаешь. Забудь все, что я тебе говорил. Возвращайся в самое начало. И даже дальше. Я вижу метод, Сара. Этот человек действует по правилам, которые давно установил для себя.
Она внимала каждому слову.
— Ножницы, мыло, ритуал… — Он потряс головой. — Я ни за что не поверю, что Нанна была его первой жертвой. Ищи в прошлом. Иди вглубь, пока не найдешь.
— В прошлом… — повторила Лунд.