Затем показали, как телерепортер бежит по коридору ратуши вслед за Поулем Бремером, подсовывая микрофон мэру под нос.
— Я рад, что все закончилось для Хартманна благополучно, — не очень убедительно говорил Бремер. — Но мы все видели, как он себя вел. Его нерешительность граничила с параличом. Троэльс Хартманн не годится на пост мэра города. Эта работа ему не по зубам.
Вошел Вебер, сияя улыбкой, что было вовсе не характерно для него:
— Нам оборвали телефон, Троэльс. Пресса жаждет пообщаться с тобой. Все довольны таким оборотом.
За ним следовала Скоугор.
— Даже в парламенте рады, — добавила она. — Победители всем нравятся.
На экране возникла Кирстен Эллер.
— Это замечательный момент, — провозгласила она, самодовольно улыбаясь. — Сама жизнь показывает нам, что Троэльс Хартманн — достойная альтернатива Бремеру. Именно поэтому мы поддерживали его с самого начала.
Хартманн запрокинул голову и захохотал в потолок. Потом выключил телевизор.
— Так что с прессой? — напомнила Скоугор.
— Я не хочу говорить с ними до завтра. Сделай заявление о том, что справедливость восторжествовала и я этому рад. Мортен?
Вебер открыл свой блокнот.
— Активизировать наглядную агитацию. Сделать акцент на нашей программе интеграции. Как можно чаще упоминать о ролевых моделях, говорить об их успехах. Да, еще одно… — Хартманн подошел к вешалке, надел пальто. — Назначь на завтра собрание группы, но не звони никому до утра. Скажи, чтобы пришли все те, кто был на собрании сегодня.
— Может, все-таки пораньше предупредить? — спросил Вебер.
— Мне дали еще меньше времени.
Вебер отправился в свой офис выполнять указания, а Троэльс Хартманн снял с крючка пальто Риэ Скоугор, подал ей. Давно уже он не видел ее такой счастливой. Она была очень красива, хотя и измучена. В эти дни всем досталось.
— Я проголодался, — сказал он. — И нам нужно поговорить.
Тайс Бирк-Ларсен сидел в комнате с двумя полицейскими в форме, они оформляли бумаги о его задержании. Лунд вместе с Пернилле наблюдала за ним через стекло.
— Что теперь?
— Ему выдвинут обвинение, — сказала Лунд.
— Куда его забирают?
— В камеру предварительного заключения.
Наконец полицейские закончили писать, кивнули Бирк-Ларсену, чтобы он поднимался и шел за ними.
— Когда ему можно будет вернуться домой?
Лунд не ответила.
— У нас два сына. Когда его отпустят?
— Это будет зависеть от приговора.
— Его посадят в тюрьму?
Лунд пожала плечами.
— Это вы во всем виноваты, Лунд. Если бы не вы…
— Мне жаль.
— Жаль?
— Вас отвезут домой. После предварительного слушания с вами свяжутся и сообщат о результате.
— И это все?
— Пернилле… — Она не была уверена, что это стоит говорить. Вряд ли ее слова что-то изменят. — Мы не боги. Мы такие же, как вы. Если люди нас обманывают, нам это не нравится. Мы не знаем, хорошие это люди или плохие. Просто знаем, что… что они лгут.
Пернилле Бирк-Ларсен с неприязнью посмотрела на нее и возмущенно спросила:
— Вы думаете, я сейчас лгу?
— Я думаю, что нам по-прежнему очень многое неизвестно.
— Прекрасно, — сказала Пернилле и удалилась.
Майер сидел за своим столом и просматривал последние отчеты.
— Та девушка, мусульманка, дала показания. — В полосатой футболке и спортивной фуфайке на молнии он был похож на усталого школьника. — Она подтверждает алиби Кемаля и говорит, что желтая кофта принадлежит ей. Да, еще я навестил Кемаля.
Она слушала Майера, глядя на фотографии, приколотые к стене: машина, канал, лес Пинсесковен.
— Врачи говорят, он выкарабкается, — добавил Майер. — И он не хочет выдвигать обвинения против Бирк-Ларсена.
— Это не ему решать.
— Можно кое о чем вас попросить, Лунд?
— Да. О чем?
— Не исчезайте больше вот так, не сказав ни слова, в одиночку.
— Бирк-Ларсену предъявят обвинения в незаконном лишении свободы и нанесении тяжких телесных повреждений. Это для начала.
Майер закурил, выпустил кольцо дыма под потолок.
— Мы все делали правильно, — сказала ему Лунд.
— Ничего мы не делали правильно. Отец девушки сядет в тюрьму, Кемаль в больнице. Господи…
Стук в дверь. На пороге стоял Свендсен. Он казался очень довольным.
— Букард хочет поговорить с вами обоими завтра с утра.
— Спасибо, что присмотрели за Бирк-Ларсеном, — бросила ему Лунд. — Как я вас просила.
Свендсен с вызовом посмотрел на нее:
— Если просьб много, Лунд, то выполнять их начинают в алфавитном порядке, а не все разом. И я уже побеседовал с шефом на эту тему. У него не возникло ко мне никаких претензий.
— О чем Букард хочет говорить с нами? — спросил Майер.
Свендсен гаденько засмеялся:
— Сегодня начальник полиции отделает его по первое число. Полагаю, он захочет разделить с вами страдания. Приятных снов!
Он закрыл за собой дверь.
Майер сидел потрясенный. Его большие уши шевелились взад и вперед в такт движениям челюстей — он жевал жвачку. В другое время Лунд он показался бы смешным. Она вернулась к фотографиям на стене.
— Я не собираюсь отвечать за это, — произнес Майер. Он вскочил, натянул куртку. — Я отказываюсь за это отвечать!
Она обрадовалась, когда он ушел. Одной легче думалось.
Итак, Нанна Бирк-Ларсен. Девятнадцать лет, хотя легко может сойти за двадцатидвухлетнюю. Волнистые светлые волосы. Умеет обращаться с косметикой. Свободно и уверенно улыбается в объектив. Совсем не так, как подросток.
Да, они по-прежнему не знают эту девушку. Чего-то не хватает.
Лунд собрала вещи, по дороге попрощалась с дежурными, задумчиво вышла в коридор.
За ее спиной затопали шаги. Это бежал Майер, запыхавшийся, с безумными глазами.
— Лунд, — произнес он, — мне ужасно жаль.
— О чем вы?
— Он попал в аварию.
Понедельник, 10 ноября
Она спала на стуле возле его койки в больничной палате. Голова Бенгта была обвязана бинтами, в правой руке игла капельницы, на левой гипс. Он не просыпался всю ночь. Даже когда она склонилась к самому его лицу и прошептала его имя.