Софья Борисовна передернулась. Присутствующие смотрели на нее во все глаза, а я опять не удержалась от вопроса:
– Как же все-таки вы поняли, что перед вами останки Светланы? Огонь сильно изуродовал тело, одежда сгорела…
Иратова на секунду растерялась.
– Да, верно, от тряпок ничего не осталось. Но пожарный мне сказал: «Подумайте, кого нет за кулисами, кто отсутствует?» И я сообразила: кормилица не появилась на сцене вовремя. Светлана как в воду канула! Потом гляжу – корзинка. У Мускатовой по роли должна быть в руках такая, а в ней термос. А около трупа стояла корзиночка!
– Как, – вскинул брови Егор, – она не сгорела?
– Корзинка сплетена из металлических прутьев, – пояснила Софья Борисовна, – она лишь слегка покоробилась. Мне и стукнуло в голову сразу: боже, Светочка погибла. Мускатова у нас недавно работает, но я ее успела полюбить. Помнится, заплакала, глядя на останки. Ну, вот так и получилось.
– Тебе следовало на лицо посмотреть, – запоздало посоветовал Григорий Семенович.
– Да, конечно, – кивнула Иратова. – Но я не испытывала такого желания. Сказала пожарному: «Думаю, это наша актриса Мускатова, но надо бы, наверное, взглянуть на лицо». А он ответил: «Не стоит, зрелище не для слабонервных». Я чуть сознания не лишилась от ужаса, когда поняла, о чем он.
Пожилая актриса сновь передернулась и продолжила:
– Но ведь ответственность какая! Я предупредила брандмайора: «Не могу стопроцентно подтвердить, что это Светлана». А он меня успокоил: «Окончательно личность погибшей установит эксперт, ваши показания мне для формальности нужны. Вот тут подпишите».
– Так кто же сгорел? – напрягся Ершов. – Все артисты живы.
– Очевидно, кто-то из техперсонала, – буркнула Розалия.
– Нет, – неожиданно возразила предпочитавшая все это время молчать Ольга, – ведь погибла женщина. В театре рабочий сцены и осветитель – мужики. И они в полном порядке, сидят в своей комнате отдыха у телика, ждут, когда их полиция опросит. Егор Михайлович начал с актерского состава.
– Буфетчица? – предположил Бочкин.
– У нас буфетчик, Витя, – пояснил Григорий Семенович.
– Может, погибла вахтерша, которая у служебного входа сидит и посторонних не пускает? – предположил Егор.
– Там нет охраны, – вздохнула Софья Борисовна. – Понимаете, мы небольшой коллектив, зал крохотный, есть материальные трудности. Раньше у служебной двери сидела пенсионерка, последней была Наина Федоровна, очень милая пожилая дама, но Лев Яковлевич ее сократил. А на замену ей директор никого не взял.
– Гримерша? – перебил следователь.
Светлана бесцеремонно ткнула в меня пальцем.
– Она жива! Есть еще две девчонки, но они в «Ромео и Джульетте» не заняты. Лев Яковлевич собрался «Отелло» ставить, вот там штатные гримерши понадобятся, Степанида работает только на французском проекте.
– Верно, – согласилась я. – Вообще-то гримировать актеров в этот раз собирался сам Франсуа, но его подкосил грипп.
– Короче, в театре среди техперсонала есть женщины? Да или нет? – потребовал конкретного ответа Егор Михайлович.
– Нет, – уверенно заявила Розалия Марковна. – О, я знаю, кто сгорел! Это фанатка! У Вани и Гриши много поклонниц, они своих кумиров во дворе поджидают после спектакля, дарят им конфеты, сувениры, цветы. Эти бабы способны на что угодно! Вот одна из них и забралась в гримваген.
– Зачем ей туда? – хмыкнул полицейский.
Глаголева закатила глаза.
– Вам этого не понять! Может, захотелось дуре подержать в руках костюм Вани или поцеловать ботинки Гриши.
– Скажешь тоже… – смутился Ершов.
Розалия Марковна закинула ногу на ногу.
– Забыл, как Вероника твою машину голой мыла?
– Когда это было, лет десять назад, – отмахнулся Ершов. И пояснил для Бочкина: – Я снялся в телемыле и обзавелся почитательницей, у которой не все дома. Эта Вероника сначала скромно просила меня программку подписать, затем стала игрушки дарить, конфеты, коньяк. Я ее попросил не тратить деньги, объяснил, мол, неудобно мне от женщины дорогие презенты принимать, не по-джентльменски как-то…
– Ага, гусары денег не берут, – фыркнула Розалия.
– Фу! Пошлый анекдот про поручика Ржевского давно состарился, – съязвила костюмерша.
Похоже, тихоня Таткина здорово разозлилась на Глаголеву и решила не давать спуску своей обидчице.
Ершов повысил голос:
– Вероника расплакалась и спросила: «Неужели я никак не могу вам свою любовь выразить?» Мне не хотелось обижать ее, поэтому я сказал: «Любой хэндмейд прекрасная вещь. Сделайте нечто оригинальное собственными руками, буду очень благодарен». Я думал, она шарф свяжет, пирог испечет или, допустим, картину нарисует. Понятия не имел, какое у нее хобби. И вот как-то после спектакля выхожу во двор, а там уже все наши столпились, глазеют, как эта фанатка, совершенно голая, даже без нижнего белья, моет мою машину. Так ее, раздетой, в психушку и увезли. Но это единичный случай, остальные поклонницы тихие, в основном букеты приносят. А сейчас их по пальцам пересчитать можно. Я больше в сериалах не снимаюсь, не для меня сия каторга.
Мускатова неожиданно вскочила:
– Да ладно вам! Хоть один раз перестаньте фиглярничать, скажите честно: «Небеса» – отстойник, ниже падать некуда. Театр выживает за счет того, что Обоймов ухитрился с отделом соцзащиты договориться. Они билеты выкупают и пенсионерам, многодетным и инвалидам бесплатно раздают. В театре либо чадящие от старости звезды, вернее, бывшие звезды, если и правда они когда-то были таковыми, либо вечные неудачницы вроде меня. Нет никаких фанатов! Не знаю, что десять лет назад было, я здесь столько не работаю, но сейчас ни единой поклонницы с хилым цветочком у служебной двери не сыскать. Наш двор всегда пуст, актеры и служащие туда-сюда пробегут, и финиш.
– Ах ты гадина! – закричала Розалия. – Это я чадящая звезда? Я?
Бочкин хлопнул в ладоши:
– Все молчат! Потом отношения выясните! Кстати, а чем тут так резко пахнет?
– Духами «Ночь», – ответила я. – Кто-то ими щедро опрыскался. Тяжелый аромат, восточный, с изрядной нотой жасмина.
– Это мой парфюм, – пролепетала Таткина. – По-моему, прекрасный запах.
Егор Михайлович оглушительно чихнул и поинтересовался:
– Кто работал в гримвагене?
– В смысле? – удивилась Софья Борисовна.
– Там дорогие костюмы. Кто их выдавал? – уточнил полицейский.
– Оля, – пожала плечами Иратова. – Она числится у нас костюмером и перед спектаклем приносит наряды.
Егор покосился на Таткину.
– Да, – подтвердила та. – Вчера я вовремя разнесла костюмы по уборным.