В носу у Макара лопнул сосуд. Круглый шарик упал в снег.
– Нет, все-таки гад этот Триш! Натуральный! Вот тебе, вот! – возмутилась кукла, не замечая, что первой о крови из носа заговорила она же.
Когда Макар, зажимая ноздри пальцами, вскинул голову, длиннобородый был больше не один. С ним рядом стояли еще двое: один громадный и расплывшийся, другой – тощенький, обкрученный какими-то веревочками, леской и тесьмой, десятками торчавшими из многочисленных карманов, креплений и прорезей его жилета, надетого поверх теплой куртки.
– Их еще нет! Обещали быть к полудню, а машины не видно! Может, отменили? – негромко спросил расплывшийся, обращаясь к длиннобородому.
– Нас бы предупредили, – отозвался Триш.
– Может, уточнишь? – предложил толстяк. – Место уж больно неудачное. Открытое, простреливается. Кто его вообще выбирал?
– Не я, – сказал Триш.
– Знаю. Но ты мог бы отказаться. В поселке толпы ребят Тилля.
– Берсерки ищут гиелу. Им не до нас, – отказался Триш. – Подождем еще четверть часа, и, если машины не будет, я позвоню.
Толстяк неохотно кивнул, соглашаясь.
– А кто с Дионисием? Кого он с собой тащит?
– Скоро узнаем, – сказала кукла Триша. – Но он боялся. Просто весь трясся.
Пока они переговаривались, незнакомец с веревочками пристально разглядывал Макара. Потом громко произнес:
– Люблю шныров. Они очень потешно падают с высоты. Мантухайчик, тебе нравится, как они падают?
Великан наклонил голову направо, потом налево. Макар увидел, что толстые рукавицы на его пальцах чуть приспущены, как если бы он готов был сразу их отбросить.
– Думаешь: шныр? – спросил он, обращаясь к Тришу.
– Конечно! Я их уже нюхом чую… – отозвалась кукла и снова начала ругать всех подряд.
Лишь теперь, когда его назвали шныром, Макар окончательно осознал, кто перед ним. Последние иллюзии рассеялись. Вся воинственность исчезла, и он испытывал лишь ужас. Откуда эти трое взялись здесь? Он внезапно понял, что они легко могли подъехать на машине с противоположной стороны пожарки. А он даже ни разу не обошел здание, а ведь там тоже есть дорога!
Желтый пакет со шнеппером лежал на земле в паре метров. Отлетел, когда Макар падал. Бросаться к нему было бесполезно: пакет валялся под ногами у того, кого хозяин веревочек называл Мантухайчиком.
– Я не шныр, – зачем-то ляпнул Макар. Обычно он врал изобретательно, а тут оказался не готов ко лжи. Не было того градуса убежденности, который превращает сомнительную ложь в альтернативный вариант правды.
– А кто? – спросил Паук.
– Человек. Гуляю, – ощущая тупость ответа, сказал он.
Паук недоверчиво скривился, зато кукла Триша отнеслась к словам Макара с неожиданным сочувствием. Закивала, замахала ручками.
– Гуляет человек! Что, погулять нельзя? Нельзя? Чего ты молчишь? Скажи! – завопила она на Триша.
– Он гуляет, – озвучил Триш Пауку, несколько отстраняясь от куклы, чтобы снова не получить от нее в нос. – Воздухом дышит!
– А нерпь где взял? – спросил Паук.
Макар оглянулся на рукав. Как он мог забыть про нерпь? У него же лев! Заряженный!
– А нерпь нашел. Шел сдавать в полицию, но заблудился! Что, заблудиться нельзя? Скажи, скажи ему! – снова завопила неугомонная кукла. Она была настолько на стороне Макара, что тот даже рта не мог открыть.
– Воздухом – это хорошо. Только перед смертью разве надышишься? – ласково удивился Паук и цокнул языком.
Толстый капроновый шнур, оторвавшийся от его жилета, удавкой взметнулся по левой руке Макара и так плотно притянул ее к телу, что шевелить получалось только пальцами. Но и этого было мало. Шнур продолжал скользить из кармана жилета и ровными петлями обвивал Макара. Спустя минуту его левая рука и тело составляли единый кокон. Нерпь была скрыта под плотными витками капронового шнура.
Макар скреб по шнуру ногтями, пытаясь добраться до льва, – Паук только ухмылялся. Он выпустил из другого кармана тонкую веревочку, которая стремительной змейкой пробежала между пальцами правой руки Макара и внезапно сильно стянула большой палец с мизинцем. Рука сразу стала бесполезной – ничего не схватишь, ничего не сделаешь. И, разумеется, Пауку это было прекрасно известно. Издеваясь над Макаром, ногой он легонько подтолкнул к нему пакет со шнеппером. Мол, на! Что же ты не стреляешь? Но Макару достаточно было пошевелить оставшимися на свободе пальцами, чтобы понять, что шнеппера ему не взять.
Он незаметно скосил глаза в поле. Теперь надежда была только на Горшеню. Где он? Почему не несется сюда со всей алебардой? Потом сообразил, и надежда погасла как свеча. Вдоль пожарки шел низкий, по пояс, каменный заборчик. Ерунда, ничего особенного. Но с внутренней его стороны снег был расчищен, а с наружной – нет. Значит, для Горшени Макар сейчас в низине. Да и кучи выброшенного при сгребании снега мешают что-либо рассмотреть.
«Закричу! Хотя пока он добежит – меня три раза прибьют… Все равно закричу!» – решил Макар.
Видимо, будущий крик как-то отпечатался у него на лице, потому что Мантухайчик вдруг присел с ним рядом на корточки. В его мягких руках были три ножа!
Два одинаковых он держал в правой, причем держал странно, почти неправильно. Макар никогда не видел, чтобы так держали ножи. Они смотрели остриями в разные стороны, а их рукояти накладывались одна на другую. Нож же в левой больше походил на иглу, но все же это была не игла, а именно нож… Лезвие синеватое, точно его долго держали над огнем.
– Только пикни! – ласково предупредил Мантухайчик. – Беня и Мумр отрежут тебе ушки, а Веточка язычок!
Один из одинаковых ножей дрогнул. Мантухайчик заметил это и нахмурился.
– Нет-нет, Беня! Даже и думать не смей! Язычок отрежет Веточка! – строго сказал он и шепотом добавил, что Беня очень ревнует.
Услышав такое, Паук обозлился. Шпагаты, веревочки, шнурочки, тесемки, удавки, во множестве украшавшие его одежду, пришли в движение, зашевелились, выпрямились – и Паук сделался похож на ежа.
– Почему опять ты? И прошлый тебе достался, и позапрошлый! Этот мой!
– Ты что? – яростно зашептал Мантухайчик. – Только послушай, что ты говоришь! Беня мне этого никогда не простит!
– А мне что за дело? Задушу!
– Зарежу!
Мантухайчик и Паук, распалясь, стали кричать друг на друга. Мантухайчик случайно зацепил Паука рукой, совсем не сильно, но по тому, как тот отшатнулся и поморщился от боли, Макар ощутил, что Паук физически очень слабый. Даже слабее подростка. Наверняка его часто обижали в детстве.
– Ну вот! – пожаловалась Макару кукла Триша. – Теперь два часа будут ругаться! Спорить, как тебя убить! Ужасные, в сущности, дураки!