Полтора года понадобилось операм, чтобы нащупать, только нащупать – даже не ниточку, а так, невесомую паутинку, которая, впрочем, и привела их в окрестности исправительно-трудового учреждения номер **. Где-то здесь, в радиусе восьмидесяти-ста километров и располагался один из подпольных соболиных питомников. Некий охотник из Пармы, пойманный за руку за браконьерство, в обмен на прекращение дела согласился добровольно сотрудничать с органами – походить по тайге, приглядеться…
И судя по всему, кое-что он углядел. Потому как успел послать весточку в Шантарск, но более ничего не успел – по причине скоропостижной смерти от злокачественной опухоли под названием «заточка».
Звали охотника Егор Дорофеев.
* * *
– …Собственно, поэтому я и здесь, – сказал археолог. – Выяснить, что узнал Дорофеев. На что набрёл в тайге, где находится питомник… А ты как человек, который последним разговаривал с ним, как человек неглупый, столичный, можешь мне помочь. – Он остановился напротив Алексея, посмотрел тому в глаза:
– Вот и весь расклад. Теперь думай.
– Уж не подозреваешь ли ты, что это я охотника мочканул? – бесцветным голосом спросил Алексей после долгой паузы.
…Сказать, что Карташ чувствовал пустоту в душе, значит ничего не сказать. В душе был абсолютный вакуум, чёрная дыра, куда со свистом всасывались все чувства, эмоции, мысли и желания.
И не оставалось ничего. Лишь звенящая, ледяная пустота.
Питомник…
Блядь, всего лишь грёбаный питомник по разведению сраных млекопитающих семейства долбаных куньих! А он-то, дурак, губу раскатал: не правительственный секретный объект, какое-нибудь кладбище радиационных отходов, тренировочный лагерь террористов – да с такими сведениями, выложенными в нужное время нужным людям – в погонах или в наколках, не суть важно, – с такими сведениями он и без помощи всяких там археологов в Москву вернётся, на белом коне и со щитом в руках!
А тут – вонючий питомник…
Дорофеев, сука, ни словечком ведь о ментах не обмолвился! Хотел, чтоб и нашим, и вашим…
– Конечно, не ты мочканул, – сказал Гена, вновь садясь напротив. – Тебя-то я проверил в первую голову… Но ведь кто-то это сделал? И я должен узнать – кто. Чтобы через него выйти на производителей.
– И я тут причём?
– О чём вы разговаривали с Дорофеевым? – быстро спросил Гена.
Карташ на мгновенье запнулся.
Теперь, когда его высокоумные заключения лопнули как мыльные пузыри и развалились как замок на песке, скрывать свой интерес к Шаманкиной мари не было никакого резона. И он уже открыл было рот, чтобы рассказать всё, но что-то – то ли инстинкт, то ли ещё какое восемнадцатое, неведомое чувство – заставило ответить иначе, выпалить первое, что пришло на язык:
– О соболях говорили, Гена, о соболях…
– О чём?!
– О них, родимых… – вздохнул Карташ.
Что характерно, сущую правду сказал – их знакомство с Дорофеевым аккурат со шкурок и началось. Это уже потом, годик спустя, Алексей решил задействовать охотника в поисках объекта. И начни археолог копать, простите за каламбур, в его сторону, то многие пармовчане подтвердят: да, начальник, Егорка Дорофеев многим шкурки продавал, и цирикам, и цивильным, мобуть, и этому, Карташу, тоже…
И Остапа, как говаривали классики, понесло. Алексей откинулся на спинку шаткого стула, сцепил пальцы на животе и принялся вещать почти ласково:
– Да, друг Гена, такое вот совпадение. Ты со мной откровенен – и я отплачу той же монетой. Покойный Дорофеев мне как раз шкурки-то соболиные и приносил иногда, а я их в Шантарск переправлял, за толику малую. Тем и жил… На старлеевскую зарплату разве проживёшь? То-то. Вот и приходится крутиться помаленьку. Вот в тот вечер мы с ним и обговаривали – когда, сколько и за сколько. Сошлись, потом в Салун вернулись, он, вроде, ушёл с кем-то встречаться, я ещё малость посидел и тоже свалил. А вот с кем он виделся – сие мне неведомо, гражданин археолог, можешь не спрашивать, я в чужие дела нос не сую, есть такой грешок…
«Со своими бы делами разобраться…» добавил он мысленно.
Гена молчал, и Карташ, мысленно же переведя дух, закончил с затаённой усмешкой триумфатора:
– Нет, конечно, если мои две-три шкурки и подорвали весь пушной рынок, то я готов понести наказание – по всей строгости, как говорится…
Гена молчал. То ли не заметил усмешки, то ли решил не обращать на неё внимания. Что происходило в недрах его черепной коробки, было неведомо: лицо было бесстрастным, как у викинга.
– И за что Дорофеев получил пику в живот, ты, разумеется, не знаешь, – наконец произнёс он. Не вопросительно, а утвердительно.
– Разумеется! – охотно сказал Карташ. – Но предположений могу накидать пачку…
– Не надо, – жёстко перебил Гена. – Я и сам могу… – И добавил негромко, проникновенно – Лёша, мне необходимо знать, на что он набрёл в тайге. Точнее – где то место.
– Ага, ага, понятно, – закивал Карташ. – Дошло. Значит, я вызываю дух невинно убиенного Егорки и воспрошаю у него: где, дескать, то место, которое ты, ещё будучи среди нас, нашёл для нашей доблестной милиции? Ответствуй, дух, повелеваю!.. Ежели ответит – я возвращаюсь в Москву. Правильно?
Опер разлил ещё по одной («последняя», – твёрдо решил про себя Алексей), промялся и сказал:
– Я не влюблённая восьмиклассница, а ты не герой моего романа, так что мои слова воспринимай как констатацию факта, а не как лесть, договорились?.. Короче, у Топтунова я прошерстил данные на всех здешних вэвэшников. И выбрал тебя. Ты не пролетарий, каких большинство и которые только водку пить и умеют, и не интеллигент, который умеет только языком болтать. Ты знаешь людей в Парме. Ты знаешь людей с зоны. И те, и те к тебе, в общем-то, лояльны…
– Я тебя тоже люблю, дорогая, – буркнул Алексей, но Гена пропустил сию плоскую шутку мимо ушей:
– В Парме есть человек – или люди – от туда из питомника. Они-то и убрали Дорофеева. И я должен выйти на них. Но я тут человек чужой, мне не доверяют – в отличие от тебя…
– Вербуешь, да? – Алексей протянул стопку, чтобы чокнуться с опером – впервые за всё время сих весёлых посиделок.
– Вербую, – просто согласился Гена, чокаясь. – Но, заметь, не в стукачи, не в «барабаны». Тут всё очень просто: помогаешь следствию найти убийцу – возвращаешься в Москву… Ну, за победу.
– За нашу победу, – закончил цитату Алексей.
Опер улыбнулся чуть шире: оценил.
Выпили.
С полминуты Карташ боролся сам с собой: одна половинка его Я требовала немедля выложить всё суперменистому Гене – раз за колючкой скрывается примитивный питомник, то искать выгоды в том направлении смысла нету, по крайней мере ему, Алексею Карташу. Зато, помогая следствию, он и в самом деле сумеет одним махом прыгнуть в дамки. Гене – звёздочку на погон, генералам – благодарность из Москвы, бедному опальному старлею – возвращение в столицу…