Фигура молчала.
Священник бесстрашно подошел к мужику и, схватив его за грудки, подтянул к себе. Он уже понимал: если тот не выстрелил в него сразу, то теперь и подавно не станет.
– Ты?!.
Прямо перед ним стоял костолицый.
* * *
Священник вцепился в него мертвой хваткой. Он не задавал себе лишних вопросов: какая разница, зачем костолицый здесь? Главное, в чем он себе отдавал полный отчет, этот человек опасен, очень опасен! И уж если он взял в руки оружие, то опасен втройне!
Сначала костолицый попытался вырваться, но, когда понял, что не сможет, ударил священника лбом в лицо, еще раз! И еще! И потерявший равновесие отец Василий, не отпуская своего врага, повалился в снег, на лету пытаясь перевернуть сектанта, чтобы подмять его под себя.
Они оба упали набок. И, сколько ни силились, ни одному не удавалось одержать верх.
– Сука! – хрипел костолицый. – Отпусти, сволочь!
Отец Василий не отвечал и продолжал молча отвоевывать победу – сантиметр за сантиметром.
– Уйди, поп! – рычал беглый сектант. – Уйди-и-и!!!
«Ну уж нет! – подумал священник. – Хватит с меня твоих сюрпризов!»
Он не собирался уступать свой родной поселок подобной мрази, тем более вооруженной. И когда оба в очередной попытке одолеть друг друга еще раз перевернулись, отец Василий ощутил за спиной березовый ствол, и это была хоть какая-то опора. Священник с усилием подтащил противника к себе, и в тот самый миг, когда уже вознамерился нанести удар, ему в затылок уперлось что-то твердое и холодное.
– Спокойно! – услышал он жесткий приказ. – Отпусти его и мордой вниз! Быстро, я сказал!
Отец Василий сглотнул, медленно ослабил хватку и, подчиняясь приказу, сполз с костолицего и лег лицом вниз.
– Руки ладонями вверх! – приказали сверху. – Ноги врозь!
Священник подчинился. Рядом точно так же, резко и последовательно, распластывали на снегу и костолицего.
«Надо им объяснить!» – подумал священник, но уже в следующий миг почувствовал, что ему надевают наручники. Что-то здесь было не так! «Менты? – пытался сообразить он. – Бандиты?» Определить это было невозможно.
– Что тут у них? – спросили сверху.
– Вот… бинокль и лошадь.
– Обыскивали?
– Не успели.
– Ну так вперед! Чего ждете?
Отец Василий слегка повернул голову и скосил глаза. Прямо возле его лица топтались чьи-то ноги.
«И там, сзади, еще двое: один стоит, и один костолицего держит… – отметил священник. – Да… навалились дружно».
Его охлопали по бокам и ногам, перевернули на спину и обшарили карманы телогрейки. Понятно, что там ничего не оказалось: отец Василий надевал ее крайне редко. Рядом столь же энергично ощупывали костолицего и, похоже, с тем же результатом.
– У них ничего нет, – растерянно отрапортовал крепенький молодой парнишка тому, что выглядел постарше.
– Что, только лошадь и бинокль?
– Ага.
– Ладно, зови шефа. Мухой!
Парень рванул по сугробам к заправке, а старший присел рядом со священником.
– Ну ладно, Борю-то я давно знаю, а ты кто таков?
– Священник он местный, – встрял в разговор костолицый. – Не трогайте его.
– Тебя не спросили! – огрызнулся мужик и снова повернулся к отцу Василию. – Это правда?
– Правда, – попытался кивнуть священник, но лежа это вышло неубедительно.
– Ладно, проверим, – приподнялся старший.
«Почему он за меня заступился? – думал отец Василий. – И что значит "не трогайте его"? Не убивайте?»
Ответа не было.
Здесь вообще на многое не было ответов. Во-первых, судя по тому, что они ничего, кроме бинокля, не нашли, выходило, что отец Василий ошибся и ни прицела, ни винтовки не было, а костолицый никого убивать не хотел… И во-вторых, священника здорово смутила интонация старшего. «Борю-то я давно знаю…» В этой фразе не было ни тени враждебности – так говорят о старых хороших знакомых. С той лишь разницей, что старым хорошим знакомым не заворачивают руки за спину, да и наручников не надевают.
Заскрипел снег, и священник вывернул голову, чтобы увидеть, кто к ним приближается. Это оказался немолодой полный и очень солидный мужчина в хорошем пальто. На вид – натуральный генеральный директор крупной фирмы, причем явно не усть-кудеярского уровня.
– Этот – священник? – поинтересовался подошедший.
– Боря сказал, что он.
– А что вы делаете здесь, батюшка? – наклонился к нему «директор».
– Вот, прогуляться решил… на лошади… – А-а, так это ваша лошадка?… А ты, Боря, каким ветром? – глянул «директор» на костолицего.
– Я с батюшкой перетолковать решил, да вот не вышло… – с ходу соврал костолицый.
«Зачем он врет?» – хотел было возмутиться отец Василий, но понял, что сейчас гораздо важнее понять, что происходит, чем комментировать чужие слова.
– Это так, батюшка? – перевел на него внимательный взгляд «директор».
– Понятия не имею, – честно сказал отец Василий. – Я ни с кем ни о чем говорить не собирался.
– И поэтому просто вцепился мне в глотку, – вставил паршивый сектант.
– Ага, – кивнул «директору» охранник. – Так и было – еле оторвали попа, думали, он его на куски порвет…
– За что же вы так? – усмехнулся «директор».
– Это наши дела, – отказался отвечать отец Василий, хотя на самом деле ему было слишком стыдно за свою мальчишескую выходку. Хотел вот людей спасти, а получилось черт знает что!
– И ты, Боря, тоже промолчишь? – повернулся «директор» к сектанту. – Или, может, поделишься по старой дружбе?
– А что мне скрывать? Мы наследство поделить не можем. Он думает, что икона Николая Чудотворца принадлежит церкви, а я считаю, что мне, раз уж я ее нашел. Вот и пришел перетолковать…
– Она принадлежит нашему православному народу! – не выдержав такой откровенной наглости, вспылил отец Василий. – И не тебе решать…
– Я ее нашел, поп! – прервал его костолицый. – Не будь меня, она бы еще шестьдесят лет…
– Хватит! – резко остановил его «директор». – Значит, так: на первый раз я тебя, Борис, отпускаю, но в следующий… постарайся не назначать свои встречи параллельно с моими. Иначе так и знай: поступлю по всей строгости закона. Ты меня понял?.. Отпустите их, парни, – устало махнул рукой «директор».
* * *
Обе машины уже давно уехали, а отец Василий и костолицый так и сидели в снегу один напротив другого. Явная опасность, которую они только что пережили вместе, сблизила их, и оба это чувствовали. – Ты зачем врал? – не глядя костолицему в глаза, спросил отец Василий.