Отец Василий достал из карманов жилетки отобранный у Моргуна газовый баллончик, наручники и этот кожаный футляр… Заглянул внутрь… Точно! У него на ладони лежала зеленая дешевая китайская зажигалка.
Священник стремительно стащил в кучу немного камыша, переломил его несколько раз, поставил шалашиком и щелкнул маленьким рычажком. Вспыхнул голубой огонек, и от камыша потянуло теплым, пахучим дымком.
– Господи! – возликовал он. – Спасибо тебе! Спасибо, господи!
Ольга придвинулась к огню, и он принялся накидывать на кучу новые и новые партии камыша, пока пламя не стало сильным и ровным…
С этого момента его единственной целью стало поддержание огня. Понимая, что укрывающие Олюшку и малыша от ветра камышовые стены разорять нельзя, он носился как угорелый, чтобы поспеть с новой добавкой топлива, пока старое не прогорело до конца. Он не успевал, и костер затухал, и священник дергался, разжигал костер снова и снова, и таскал, таскал и таскал.
Он в десятках мест в кровь изрезал свои ладони, дважды чуть не подпалил бороду, но работал, как заведенный, не останавливаясь ни на миг. Он не мог позволить себе ни секунды простоя.
– Ну, как ты? – время от времени наклонялся отец Василий над женой. – Как?!
– Уже лучше… – жалея его, шептала посиневшими губами Олюшка. – Намного лучше… Только… мне кажется…
– Что? – похолодел от страшного предчувствия священник. – Что?
– Мне кажется… ему пуповину надо… завязать.
Священник стукнул себя по лбу, решительно оторвал от кожаного футляра тонкий ремешок и осторожно отодвинул рясу. Ребенок мирно лежал на Ольгином животе, присосавшись к материной груди, а его пуповина… Ольга так и держала ее, зажав пальцами.
– Рука устала держать, – смущенно пожаловалась она.
Отец Василий встал на колени, дрожащими руками перетянул пуповину ремешком, еще раз, еще… а потом глубоко вдохнул и, наклонившись и собрав все свои душевные силы в один кулак, перегрыз теплую, скользкую и соленую уже ненужную плоть. И никогда в жизни ему не было так трудно, как в эти несколько секунд!
– Все? – заглянул он в смущенные, словно в этом была и ее вина, Ольгины глаза.
Она молча кивнула.
Священник с облегчением поднялся на ноги и снова помчался собирать топливо для постоянно затухающего костра.
Но только к полудню ему повезло. Уже вымотавшись до предела, священник наткнулся на целое месторождение просохшего плавника и понял, что спасен. Многолетние завалы трухлявого дерева горели намного медленнее, чем камыш, и давали куда как больше тепла, и он смог хотя бы на некоторое время приостановиться, чтобы обдумать положение.
* * *
Ольге было плохо и холодно: это он видел. И ей бы сейчас вовсе не помешало хоть немного перекусить. Но вокруг расстилались только сухие, ломкие камыши да бескрайние стонущие и стреляющие ледяные поля.
Он влез на дерево и еще раз внимательно осмотрел возможный путь к берегам. И еще раз понял, что пробиться сквозь эту вакханалию разбушевавшейся стихии невозможно. Наверное, будь он один, он бы рискнул и рванул бы по несущимся льдинам… но Ольга и малыш отчаянно нуждались в нем, и рисковать он просто не имел права.
Метель давно стихла, но солнце так и не появилось. Напротив, с неба посыпался мелкий, противный дождь, и отец Василий осознал, что это все очень надолго и спасшими их поначалу «пожарными» мерами уже не обойтись.
Он притащил с найденной им залежи плавника пару десятков стволов и принялся методично, основательно строить шалаш. Ему не приходилось этим заниматься с самого детства, но руки словно сами знали, что делать, и через каких-нибудь пару часов шалаш был готов: прочный, сухой, с лежанкой на возвышении и дымоходом для неизбежного в их положении круглосуточного костра. И ничего, что камыш был колким, а лежанка получилась маленькой, главное, что здесь было сухо и не дуло.
Священник помог Олюшке перебраться из временного убежища и с облегчением пустил заготовленные ранее «снопы» на дополнительное утепление стен их нового жилища. Затем он осторожно перетащил костер и только теперь признал, что сделал все, что мог. Священник завалил выходное отверстие матом из камыша и с облегчением подсел к Ольге. Здесь было тепло, темно, тихо и невероятно уютно… Она положила голову ему на плечо. Страшно хотелось спать; после этой сумасшедшей ночи он буквально разваливался на куски.
– Ты думаешь, нас найдут? – не поднимая головы, спросила Оля.
– Обязательно, – проглотил слюну отец Василий. Она впервые в жизни назвала его на «ты».
– А кто знает, что мы здесь?
Священник поперхнулся. Только трое знали, что они с Борисом отправились на эту проклятую дачу, но эти трое были откровенными бандитами. А после той аварии на льду, когда Боря пустил джип в лобовую атаку на микроавтобус, никто уже не считал их живыми. Даже сектанты. И впрямь, кто мог разглядеть аж с того берега выскочившие из джипа в последний момент две маленькие человеческие фигурки: его и ее…
– Милиция, наверное, что-то знает, – бодро соврал он. – Я ведь со Скобцовым незадолго до того говорил… – И сразу понял, что она видит его насквозь. Он никогда не мог от нее что-нибудь утаить…
– Не надо, Миша, – тихо попросила она. – Я в тебя верю, и господь нам обязательно поможет… Только не ври…
Что-то новое, совсем новое появилось в их отношениях. Она снова назвала его на «ты».
– Сколько мы можем продержаться? – спросила она его, глядя прямо в глаза. В полумраке шалаша они сверкали, как драгоценные камни. Или это были слезы?
– Долго, – уверенно кивнул он. – Вода есть. Тепло я обеспечу.
– А Миша? – опустила она глаза к ребенку.
– Миша? – переспросил отец Василий и вдруг понял, что еще даже не думал, как назовет своего сына. Она дала ему имя сама.
– Да. Что будет есть Миша, если…
Ольга не договорила. Но ничего и не надо было объяснять. Он сам мог продержаться на полном посту дней сорок: пробовал… знает. Она тоже не была неженкой. Но вот Миша… Что достанется ребенку, если он не будет кормить Ольгу?
Отец Василий медленно поднялся, придвинул дрова поближе к Ольге, так, чтобы она могла подкидывать их, не вставая с места, и направился к выходу.
– Я что-нибудь принесу, – как можно увереннее пообещал он.
* * *
Отец Василий обрыскал весь остров. Он не взялся бы сказать, что именно ищет – может быть, надеялся на чудо? Но манна небесная сыплется с неба лишь раз за всю историю человечества. А здесь, на острове, не было даже мышей.
Священник обошел весь островок по периметру, но кроме льда, снега, камыша, нескольких десятков кривых деревьев и завалов из плавника, ничего не обнаружил. Это была пустыня; обильно поросшая камышом, холодная, негостеприимная пустыня… А Ольгу надо было кормить.