Вот за это отец Василий обожал свою жену больше всего. Еще в семинарии им много и упорно говорили о важности правильного выбора супруги. «Не каждая женщина из мира может стать хорошей женой священнослужителя, – предупреждали юных семинаристов. – И дело не только в искусах мирской жизни или нежелании придерживаться постов. Супруга священнослужителя обязана помогать своему мужу во всех его делах: готовить завтрак в три часа утра, следить за чистотой одежды, встречать и провожать во всякое время дня и ночи. И очень трудно придется тому из вас, кто возьмет за себя жену ленивую, жадную, глупую и недобродетельную. Потому что тогда всякая тяжесть покажется вам вдвойне…»
И чем дольше жил отец Василий с Олюшкой, тем лучше понимал, как ему повезло. Он горячо любил ее, но не скрывал от себя того очевидного факта, что, не помогай она ему во всем, любая тяжесть и впрямь казалась бы вдвойне тяжелее…
* * *
Он вернулся из храма к половине двенадцатого ночи, тихий и умиротворенный. «Ничего эти врачи не знают, – думал он. – Разве есть что важнее для здоровья, чем духовная наполненность жизни? Нет ничего важнее…» Он подошел к переминающейся с ноги на ногу в ожидании его Стрелке, обнял ее за шею и повел кобылу в сарай.
– Ну, как ты тут без меня? – ласково спросил он. – Погуляла?
Стрелка изогнула шею и коснулась его щеки теплыми, слюнявыми губами.
– О-о! Опять ты за свое! – засмеялся он. – Отставить поцелуйчики, кому сказал! Тебя хоть покормили?
– Ее не покормишь! – отозвалась вышедшая на крыльцо Ольга. – Как же! Нашел обиженную! Она уже полуторную порцию сегодня получила.
– А вот баловать нас не надо, – хлопнул кобылу по лоснящемуся крупу священник. – А то придется импортные колготки для похудания покупать!
Ольга прыснула и хотела было вернуться в дом, но вдруг что-то вспомнила и задержалась.
– Тебе из области звонили. Завтра в Доме знаний конференция, так тебя там ждут с докладом. – Каким докладом? – оторопел священник. – Что за конференция такая?
– Ой! Да я на память и не скажу. Я там записала. Что-то вроде «Молодежь и духовность», кажется, так…
Священник крякнул и, хлопнув Стрелку по крупу, решительно повел ее в сарай.
* * *
Два-три раза в год ему приходилось участвовать в подобном насквозь лживом лицедействе. То губернатор захочет погромче заявить о себе перед выборами, то еще какая-нибудь персона вздумает покрасоваться, но все сводилось к одному: власть имущие строили перед телекамерами озабоченные лица, говорили о наболевшем и даже что-то обещали, а по ходу дела хозяйски хлопали нервных, всклокоченных правозащитников и экологов по сгорбленным спинам и щупали своих и чужих секретарш за бюсты и тренированные упругие зады. И каждая такая конференция заканчивалась грандиозной попойкой где-нибудь в ресторане «Волга» или, на худой конец, на пароходе «Николай Чернышевский». Видел бы Николай Гаврилович все это распутство…
«Никуда не поеду! – решил священник. – Надоело!» И в этот самый миг зазвонил телефон. Он поднял трубку и уже через пять минут выслушивания потока сентенций понял, что да, конечно же, поедет. И речь произнесет, и спину под хозяйские похлопывания этой сволочи подставлять будет. Потому что с собственным духовным начальством не поспоришь.
– Кто звонил? – почуяв упавшее настроение мужа, спросила Ольга.
– Из области. Архиерей приехал… настаивает на пламенном обращении к нашей молодежи.
– Поедешь?
– Придется. Утреню отслужу и вперед…
– Не переживай. У тебя все получится, – тихо сказала жена.
Священник вздохнул. Он и сам знал, что все его недовольство испарится сразу же, как только он сядет обдумывать речь. Потому что, какие бы цели ни преследовала светская власть, его задач это не отменяло. И, как бы ни опошляли слово «духовность» все эти пенкосниматели, какой замыленный, заерзанный и перевранный смысл в него ни вкладывали бы, он должен постараться, чтобы люди ощутили его древнее, первозданное значение: чувствование духа божьего и, в меру этого чувствования, соответствие ему.
* * *
Все так и вышло. Отец Василий до трех ночи составлял речь, в половине шестого пошел в храм служить утреню, а к половине десятого сел в свои кое-как отремонтированные «Жигули» и отправился в областной центр, чтобы чуть более чем через час уже приложиться к архиерейской руке.
– Наслышан, наслышан о ваших духовных подвигах, ваше благословение… – добродушно усмехнулся в роскошную седую бороду архиерей.
– Все промыслом божиим сотворилось, ваше преосвященство, – скромно потупил голову отец Василий.
– Да, – вздохнул архиерей. – Господь услышал наши молитвы, вернул нам благостный лик святого Угодника Николая… – и прослезился. – Ну да ладно, идите к нашей молодежи, поговорите о своем…
Отец Василий чинно поклонился и отправился к «молодежи» – стоящим чуть поодаль заросшим густыми бородами священникам областных церквей.
Все они, как и отец Василий, были оторваны от своих приходских дел, чтобы поучаствовать в очередном мероприятии областной власти, и всем это не нравилось. У многих были назначены крещения, венчания, панихиды… и многие из них охотно отказались бы от участия в конференции. Но волю собственного руководства приходилось выполнять.
Вышел на трибуну и произнес краткую вступительную речь губернатор, что-то такое сказал о парнях, выполняющих свой святой долг в Чечне, военком… Затем сплошной чередой пошли представитель облоно и облздрава, ушлые руководители молодежных комитетов со специфической жестикуляцией и нет-нет да и проскакивающей братковской терминологией. В общем, все как всегда.
Отец Василий нетерпеливо ерзал на неудобном кресле, дожидаясь, когда дойдет очередь и да него, как вдруг заметил идущую меж рядами знакомую высокую и костлявую фигуру. «Боря?! – охнул священник. – А ты здесь какими судьбами?!» Он никак не ожидал, что ушедший в бега и разыскиваемый по всей области бывший миссионер способен на такую наглость!
– Отец Василий из усть-кудеярского храма Святого Николая Угодника, – объявил в микрофон ведущий конференции, директор областного телевидения, и священник, крякнув от охвативших его противоречивых чувств, встал и направился к трибуне.
Он запинался на самых простых местах, пропускал целые абзацы, глотал окончания слов – так словно и не тренировался в семинарии целыми часами, так словно не отслужил уже несколько сотен служб… И это было невыносимо. Лишь с огромным трудом, кое-как священник смог завершить свою речь, и если бы не бурные аплодисменты сразу после выступления, он и не понял бы, удалось ли донести до людей все, что хотелось. Но аплодисменты были, и священник, поклонившись, быстро вышел из-за трибуны и почти побежал в конец зала, туда, где, как он видел, только что исчез беглый миссионер.
* * *
Бориса не было нигде. Его точно не было в зале. Отец Василий не нашел его и в мужском туалете, и в фойе, и у входа в Дом знаний. Священник ругнулся и помчался к стоянке – возможно, что Борис ловил машину. «Что тебе здесь надо, Боря? – спрашивал он сам себя. – Чего тебе ЕЩЕ не хватает в твоей беспутной жизни?!»