– Заткнитесь, – болезненно охнул Санька. – Серега, ты живой?
– Живой, – всхлипнул Сережа. – Что это было?
– Путешествие в пространстве и времени, – преодолевая боль, через силу хохотнул Санька.
– И где мы теперь?
– Одно из двух: или в коммунизме, или в раю…
– Саша, перестань богохульствовать, не к лицу тебе, – одернул лейтенанта священник. – Зажигалка есть у кого?
Макарыч со стоном полез по карманам, нашел зажигалку и щелкнул. Цистерна лежала, слегка накренившись в одну сторону и, похоже, горловиной вниз.
– Ни хрена себе! – охнул Санька и, стеная, подполз к центру и приподнял перекрученное иранское покрывало, когда-то стоившее двести баксов. – Ну-ка, Макарыч, сюда посвети…
Макарыч переместился к своему крестнику и присвистнул.
– Как же мы выберемся?
Вся пятеро сползлись в центр. Горловина была открыта, но прямо под единственным выходом наружу, сантиметрах в пятнадцати, отчетливо проглядывала мокрая земля – руку просунуть можно, а вот проползти…
– Они жили долго и счастливо и умерли в один день, – с изрядной долей яда процитировал Макарыч.
– Выберемся, – упрямо не согласился с такой постановкой вопроса лейтенант. – Зэки вон по тридцать метров подкопы делают, и ничего. Вы мне лучше скажите, чего вы так на Романа Григорьевича взбеленились. А то я как-то, извините, не въезжаю.
– Козел он, вот и весь разговор, – как-то неохотно откликнулся Макарыч.
– Ползите сюда, Роман Григорьевич, – позвал Санька. – У меня кусок проволоки есть, попытаюсь вам браслетики снять.
– И то правда, Андрей Макарович, – поддержал Саньку священник. – Мы все в полном дерьме по твоей милости, так что давай, колись. А то здесь что-то нечисто…
Макарыч обиженно засопел.
– А что вы у него спрашиваете? – усмехнулся Роман. – Вы у меня спросите, и я отвечу: девушку я у него увел…
– Когда? – чуть ли не хором ахнули мужики.
– Двадцать три года назад. Женьку, жену мою…
Мужики онемели от изумления. Почти четверть века помнить уведенную девушку… Это было что-то!
– Ты что, папа, правду говоришь? – охнул Сережа.
– Конечно, правду, – горько проронил Роман. – Мы с Андрюхой из одного района. В одной школе учились…
– Вот только кое-кто козлом на поверку оказался, – мрачно отозвался Макарыч.
– Брось, Андрюха! – хмыкнул Роман. – Я, может, и не идеал, но мусоров к нашим с тобой делам не подключал, а ты меня уже трижды подставил, и по-крупному. Ментом ты был, ментом ты и остался. И не в погонах дело – ты по духу ментяра!
– Это от кого я такое слышу? – охнул Макарыч. – А ты что, забыл, как ездил в училище КГБ поступать? Хорошо еще, что люди там умные, даже к экзаменам не допустили… А то еще козлее стал бы!
Все затаили дыхание: это была новость, да еще какая!
– Па, это правда? – выдохнул всю жизнь воспитуемый «по понятиям» Якубов-младший.
– Тебя это не касается, – поставил отпрыска на место Роман.
– Во-во, – подначил его Макарыч. – Ты и Женьку вот так же в ежовых рукавицах всю жизнь продержал, а на поверку выходит, что ты и есть главный козел.
– Заткнись! – огрызнулся местечковый мафиози. – Тоже мне гуманоид нашелся! Ты мне еще права человека процитируй, ментяра!
– И процитирую! – возвысил голос Андрей Макарович. – Ты почему Катьку за Сашку не отдаешь?
Роман опешил. Такого поворота он не ждал. И Макарыч, воодушевленный успехом, еще раз возвысил голос до почти театрального драматизма:
– Я за тобой все двадцать три года присматриваю, Рома, и вижу, что катишься ты все ниже и ниже… Ты в церковь-то когда в последний раз ходил?
Это был удар не по правилам. Сколько помнил отец Василий, сам Андрей Макарович появился в храме четырежды, но в четвертый – только чтобы арестовать самого священника.
– Что ты из меня отморозка делаешь? – возмутился Роман Григорьевич. – Тебя послушать, так хуже меня и нет никого в городе! И героином я торгую, и машинами крадеными!..
– А что, не так?
– Никогда этим не занимался! А если ты хочешь мафию отыскать, так лучше вокруг себя посмотри, быстрее найдешь.
Это уже было несерьезно. Натуральный, полный фальшивой патетики детский сад. Но мужики выставляли свои давние, четвертьвековой давности претензии с таким апломбом, с таким подростковым максимализмом, что становилось непонятно, кто на самом деле старше – «отцы» или «дети». И остановить их было решительно невозможно.
Отец Василий откинулся на прохладную стенку цистерны и слушал. Там, снаружи, так и шумел жуткий проливной ливень, перемежаемый раскатами грома, но никаких признаков присутствия людей не было, так, словно никто и не заметил, что стоявшая на краю оврага огромная автоцистерна исчезла. Хотя как их заметишь, этих людей, если единственное отверстие смотрит в землю? Священник вздохнул, хлопнул Саньку по плечу и наклонился к его уху:
– Давай-ка стелиться… Эти ребята не скоро закончат.
Санька кивнул и отодвинул уютно устроившегося среди скомканных одеял Сережу в сторону.
* * *
Бывшие одноклассники и, кажется, даже бывшие друзья высказывали друг другу обиды и претензии всю ночь. Священник ненадолго выныривал из тягостного сна, осторожно, чтобы не зацепить ни одного ушибленного во время «крутого спуска» места, переворачивался, а те все говорили и говорили. Но градус накала страстей неуклонно понижался, и утром, когда в горловину потянуло запахом прогретой солнышком мокрой земли, Макарыч признал-таки, что вели они себя во всей этой истории, как полные недоумки. И Роман впервые не возразил.
Священник поздравил обоих с первым умным словом за всю ночь, подполз к горловине и глянул вниз. Косо освещенные отраженным солнечным светом камушки под цистерной, казалось, теперь располагались не так близко, как прежде, сантиметрах в двадцати. Видимо, громыхавший всю ночь под цистерной поток смыл часть земли. Но думать о том, чтобы свободно пролезть и выбраться наружу, даже не приходилось.
– Миша, ты здесь? – внезапно услышал он.
– Оля? Олюшка? Здесь я, здесь!
– Как вы там? Не поубивались?
– Да все нормально! А что там у тебя?
– Двоих милиционеров оставили…
– Из области или местных?
– Я не знаю, – растерялась попадья. – Но мне кажется, что из области… Видные такие ребята.
Священник хмыкнул: видимо, действительно из области, если Ольга это отметила.
– Я вам покушать принесла, – тихо и растерянно сказала жена. – А как передать, не знаю.
Отец Василий на секунду задумался и кинулся будить Сережу – он был самый тощий, мог и достать. Тот поначалу ничего понять не мог, но когда сообразил, что дело идет о жратве, воспрянул духом. Сразу же проснулись и остальные и после нескольких попыток решили, что будет лучше, если Сережа попытается достать узелок с едой своими длинными ногами.