– Сколько же здесь?
Он взглянул на уже разложенные лотки.
– Около двухсот. Что-то продал, что-то еще нет.
– А откуда, простите, у вас такое богатство? – задала наивный вопрос Катерина.
– Ну… – он как бы шутливо отмахнулся от нее, – не спрашивайте под руку, не то все просыплю.
Вслед за кольцами пошли цепочки, потом подвески и серьги. Дальше он вытащил целую коробку ожерелий из жемчуга.
– А знаете, как определить, поддельный жемчуг или настоящий? Надо покатать его на зубах. Настоящий жемчуг, он скрипит. – Марк вытащил длинное ожерелье и повесил его себе на шею. На его сером пиджаке белые жемчужины смотрелись не слишком эффектно. – Это привезли с самого большого в мире китайского базара, на котором продают жемчуг. Здесь он у нас, естественно, стоит дороже.
Марк улыбнулся и, сняв с себя, надел ожерелье на Катю, обмотав нить несколько раз вокруг шеи.
– Вам идет. С вашими серыми глазками да припухлыми губками эта вещица очень хорошо гармонирует.
Девушка не удержалась и подошла к зеркалу.
– И сколько же может стоить такая вещь?
Когда он назвал сумму, Катя растерялась. Это было в несколько десятков раз больше того, что у нее сейчас было в сумочке. Да, с десятью тысячами рублей здесь просто делать нечего.
– Что это вы побледнели, душечка?
– Это слишком много.
– Я знаю, знаю. – Он подошел к Вербовой и стал снимать с нее украшение. – Посмотрели, и будет. Я люблю, когда все это хозяйство лежит у меня в сейфе. Там оно в большей безопасности.
– Но я не собиралась у вас ничего бить или ломать. Покажите мне что-нибудь на триста долларов.
– На триста долларов? – он переспросил это так, будто Катя произнесла что-то нецензурное. – Извините, на такую сумму у меня ничего нет. Неужели этот скупердяй Ларецкий не мог вам дать больше денег?
– Мы с ним расстались. Он неожиданно исчез.
– Ах, вот как? То есть вы сейчас не знаете, чем заняться?
– Можно и так сказать. У меня полно свободного времени. – Она кокетливо посмотрела на него и опустила глаза.
– Но это можно исправить, – наконец до Марка дошло, что девчонка пришла к нему без денег, но с желанием заполучить что-нибудь из его безделушек. – Знаешь, выбери себе любую вещь, какая тебе понравится. Мы не будем говорить о цене.
– Но я могу ведь выбрать и самое дорогое?..
– Как сказать. – Марк Алексеевич подошел к ней и, обняв за плечи, посмотрел в глаза. – Понимаешь ли, деточка, чем более дорогую вещь ты выберешь, тем дольше тебе придется оставаться рядом со мной. Ты согласна?
Намек был весьма прозрачен. Она убрала его руки и пошла к двери. Затем остановилась у порога, повернулась и, улыбнувшись так мягко, насколько была способна, вернулась к столу.
– Ну что ж, я думаю, вот это мне подойдет, – она взяла браслет, инкрустированный драгоценными камнями – шириной в несколько сантиметров.
– Вкус у тебя есть. – Марк подошел и помог надеть ей украшение. – Эта безделушка – одна из самых дорогих.
– Я не слишком хорошо разбираюсь в камнях, поэтому ориентировалась на большее количество золота, – откровенно ответила Катя.
– Он стоит семь тысяч долларов. Здесь бриллианты, сапфиры – ну-ка, дай-ка я гляну, – он поднес украшение к глазам. – Изумруд и яшма. Хорошая комбинация. Камешки небольшие, но смотрятся отлично.
Он подвел девушку к горящей на его столе лампе и стал рассматривать украшение.
– На твоей ручке это смотрится потрясающе. Давай-ка прикинем, что мы сможем получить за это.
Он задумался.
– Ты два месяца со мной, а после – вещь твоя. Но никак не наоборот.
– А я так хотела поносить…
Он спешно расстегнул замочек и снял драгоценность с ее руки.
– Нет, так не пойдет. Я не могу ничего давать авансом. Если ты хочешь надеть себе что-нибудь на пальчик, я сейчас поищу, – он подошел к столу и выбрал миниатюрное колечко с небольшим пурпурным камешком. – Возьми вот это. Этого пока тебе хватит.
Катя заметила, что он уже трясется над своим богатством. Марк действительно поспешно уложил все на место.
– Крепкий сейф, – отметила она как бы между прочим.
– Да, очень хороший. Сделали в Великобритании по моему заказу. Сейф очень хороший, – снова повторил он.
Его дрожь прошла лишь после того, как он захлопнул дверцу.
– А теперь что? – спросила она, глядя на него в упор.
– Первым делом, продемонстрируй, как колечко смотрится у тебя на ручке, а затем мы пойдем в игорный зал и там попытаем счастье. Может быть, нам сегодня повезет.
* * *
– Вы не видели Ларецкого? – непринужденно спросила она хозяина заведения, когда они сидели у стойки и попивали легкий коктель.
Им не повезло. Марк проиграл сам себе двести долларов.
– Зачем вспоминать сейчас об этом жадюге?
«Кто бы говорил».
– Я давно его не видел, хотелось бы свидеться. Деньги-то есть, почему бы их не потратить на приобретение драгоценностей? Умные люди всегда стремились приобретать золото.
– Вы говорите о мужчинах или о женщинах?
– Одним нравится это носить, другим – этим обладать. У каждого своя страсть. Вы, я смотрю, совсем не пьете?
– Не хочу покачиваться из стороны в сторону. Зачем подводить владельца казино.
– Ну, – Марк скроил огорченную физиономию. – Я надеялся, что вы прежде всего рядом с мужчиной, а затем уже с владельцем чего-то там.
– У вас здесь красивая публика, – она показала глазами на зал.
– Люди, у которых есть лишние деньги, не могут позволить себе быть некрасивыми. Такова жизнь.
«Может быть, он прав. Только мне об этом пока ничего не известно. Хотела бы я, чтобы у меня когда-нибудь были эти лишние деньги».
– Когда вы заканчиваете работу? – спросила Катя, хотя уже знала ответ: он уезжал каждое утро в девятом часу, оставляя свое заведение на уборщиц.
– Буду сидеть всю ночь. Надо вести бизнес. Днем я сплю. Немного сдвинутый распорядок дня, я бы даже сказал перевернутый, но меня это не тяготит. Наверное, в прошлой жизни я был совой.
Они просидели за стойкой бара целый час. И никто не тревожил их – ведь рядом стоял человек-бык, личный охранник Марка, и настойчиво направлял игроков по левую и по правую руку, загораживая огромной спиной шефа, оглаживающего бедро стройной блондинки.
Вербова, само собой, не испытывала от этих прикосновений никакого удовольствия, но, что называется, по долгу службы терпела и мило улыбалась. Хотя это был человек, сделанный из другой плоти, другой крови, нежели она. У них не было и не могло быть ничего общего. Но она терпела, а он гладил.