Да! Я гордился тем, что я и босс Михаил все заранее предусмотрели. Четко, вдумчиво распределили роли. Это признак высокой организации нашего дела, а оно того стоило, оно принесло нам двоим за три года упорной работы целое состояние.
Но если мне не удастся отмазать босса – тогда мы пропали, оба.
Я ощутил сильную, неприятную дрожь в коленях и руках и нарушил паузу:
– Извините, вас как...
– Генерал Зуев!
– Товарищ генерал! – немедленно вскричал я, произнося всемирно известное волшебное слово «товарищ» быстро, одним звуком, проглотив его середину – так говорят те, кто служил срочную службу, кому по многу раз в день приходилось выговаривать: «товарищ лейтенант!», «товарищ майор!», «товарищ прапорщик!».
Только носивший за спиной автомат, а на плечах – погоны, способен выстреливать из себя короткое, энергичное «товарищ», одновременно сообщая звукам голоса нужный пиетет к старшему по званию.
– Товарищ генерал! Все это смешно! Я не крал денег! Мне это не надо! Мне есть чем кормить жену и сына! Я внесу штраф... Любой...
Так в одной поспешной фразе мне удалось сообщить папе Зуеву, что перед ним человек, служивший в армии (а значит, не рафинированный чистоплюй), что этот человек семейный (то есть стабильный и осторожный) и что он готов за свою свободу заплатить.
– Говори, говори, – разрешил генерал, наблюдая за мной с интересом.
Я приободрился.
– Ведь этот... которого вы называете «аптекарь»... он ничего мне не сказал про то, что его деньги – краденые!
– Конечно, не сказал, – великодушно согласился седовласый бонза. – А зачем?
– Значит, вы понимаете, что я невиновен?! – счастливо возопил я.
– Там видно будет... Цена вопроса выражалась в многих годах лишения свободы. За занятия незаконными финансовыми операциями мне грозило три года условно, но вот за воровство миллиардов из федерального бюджета – десять лет реально. Я задрожал еще больше.
– Вижу, ты хороший парень, – одобрил меня генерал и закурил третью за десять минут сигарету. – Сделаем так. Сейчас придет следователь. Продиктуешь ему показания. Подробно. Кто, как, когда, с кем и прочее. Следователь все запишет. На основании протокола допроса я, как руководитель бригады, приму решение о твоей дальнейшей судьбе. Ясно?
– В общем, да.
– «В общем»... – брезгливо передразнил генерал. – Не делай глупостей, сынок! Малейший намек на вранье, на обман – и тебе конец. Совсем. Сгинешь без следа. Будешь сидеть всю жизнь. И не забудь подписать протокол...
– Протокол? – переспросил я, немного помолчав. – Без проблем. Но мне понадобится адвокат.
– Он уже тебя ждет,– сурово ответил генерал Зуев. – Повторяю: не вздумай соврать, ни в одном слове!
– Обещаю,– соврал я.
1
Грубый оперативник, давеча подставлявший под генерала стул, больно стиснул мой локоть крепкими, как железо, пальцами и вывел в коридор.
На полу, на затоптанном линолеуме, я увидел несколько объемистых картонных коробок, доверху набитых пачками всевозможных документов и компьютерными дискетами. И то и другое еще вчера принадлежало лично мне и хранилось в моем кабинете. В офисе.
Обыск, понял я. Все изъято! Однако сыскари-матерщинники, надо отдать им должное, действуют быстро... Стало быть, офиса больше нет. Он разорен. Документы вывезены. Компьютеры опечатаны. Сотрудники – в шоке. Без сомнения, все допрошены. Работа фирмы парализована. Убытки гарантированы.
Я представил себе своих помощников, менеджеров Семена и Сергея, тихих компьютерных мальчишек, стоящими лицом к стене, руки и ноги шире плеч, – и понял, что происходит что-то очень плохое. Какая-то безоговорочная гадость. Когда все успокоится и меня отпустят, мне придется потратить многие недели для того, чтобы все восстановить... А кто оплатит ущерб? Разве можно так бесцеремонно бомбить рабочее место делового человека? Безобразие! Я буду жаловаться...
Тебя, испуганного, но бодрящегося, привозят в следственный корпус Лефортовской тюрьмы, а там ты вдруг видишь свои бумаги. Документы, собственноручно тобой изготовленные и подписанные. В твое отсутствие, без твоего разрешения они собраны каким-то внимательным человеком в аккуратные коробочки для всестороннего изучения. Странные чувства посетят тебя. Ты ощутишь, что какой-то важный период твоей жизни здесь кончается; и в этот же кратчайший пограничный миг стартует другой, столь же важный виток судьбы; перелистывается страница; где счастливец, которому так долго везло? Исчез и больше не вернется.
Я едва успел бросить на свое имущество печальный взгляд, как железные пальцы потянули меня дальше – через дверь, раскрытую сильным толчком руки, в бедно обставленную комнату, насквозь пробитую лучами солнца. Несмотря на яркий свет, помещение показалось мне невыносимо мрачным. Таким, где хорошо чистосердечно признаться в разнообразных правонарушениях, а потом уйти и забыть про все произошедшее, как про страшный сон.
Сощурившись, я увидел двух страдающих от жары мужчин. Оба мгновенно повернули в мою сторону влажные лица. Один из них был мой адвокат Максим Штейн – склонный к полноте молодой человек с огненно-рыжей шевелюрой и водянистыми глазами, выражающими полное отсутствие каких бы то ни было признаков совести.
2
До сегодняшнего дня я видел адвоката лишь однажды – в момент знакомства. Тогда сидели втроем, в конторе; был еще босс Михаил. Собственно, он и организовал встречу.
Всякий серьезный банкир всегда готов купить – и покупает – информацию о себе. Он не ищет специально: осведомленные люди в нужный момент появляются сами, чтобы сообщить о предполагаемых милицейских акциях. За вознаграждение.
Так что босс узнал о том, что его младшего компаньона ищет прокуратура, заблаговременно. И срочно подыскал опытного защитника. И устроил совещание, втроем.
Несмотря на примерно одинаковый возраст и происхождение – всем троим около тридцати, все трое интеллигенты,– собеседники вели себя разно. Банкиры страдали нервным тиком: я дергал щекой, Михаил – плечом и челюстью; оба часто курили, морщили лбы и излишне аффектированно теребили в руках дорогостоящие зажигалки и авторучки. Ребята с большими деньгами и большими проблемами.
Адвокат, напротив, держал себя чрезвычайно благодушно и часто раздвигал в осторожной улыбке пухлые щеки человека, никогда не переживающего по пустякам.
– Это Андрей,– сказал Михаил, указав на меня массивным квадратным подбородком. – Моя, типа, правая рука. И левая. Скорее даже левая, учитывая, типа, круг его задач. Но и правая тоже...
– Я понял, понял, – поспешно кивнул Рыжий, поправляя отменно завязанный узел дорогостоящего галстука. Мой галстук стоил минимум втрое больше.
Босс поморщился. Он совершенно не выносил, если его перебивали. Общение Михаила с окружающими происходило всегда в форме монологов (на то он и босс). Монологи начинались всегда трудно, косноязычно. Однако по мере того, как мысль хозяина разгонялась, произносимые фразы становились все круглее и четче.