Коротко, сквозь зубы характеризуя своего раба, мой товарищ почему-то был серьезен, едва не печален, и в его голосе ощущалось стеснение. Он произносил «никто», «фуцан» – и сам явно не верил в это.
– Ему хватит ста долларов в месяц. Остальное оставляй себе. Он будет таскать твои коробки почти бесплатно. Хочешь – полгода, хочешь – полжизни. Плохо, что ли?
– Плохо, – ответил я. Потом подумал, что прозвучало излишне сварливо, и пошевелил пальцами: ладно, к черту, потом разберемся.
Я его ценил, Славу Кпсс.
Складом пользовались не только люди из моей (теперь бывшей моей) лавки. Помимо наших автомобильных красок и покрышек типа «слик» здесь хранились полиграфические расходные материалы, спецодежда, сантехника, а также изделия с восхищающим меня названием «нормали», с ударением на «а». Когда я спросил одного из соседей, чем он занимается, и он ответил «нормалями», я почуял издевку, а собеседник посмеялся. Впрочем, с соседями мы не очень дружили. Бедный нищему не друг.
Пока два старых товарища по «Матросской Тишине» обменивались прощальными репликами, в раскрытые ворота вдвинулась корма грузовика. Дальнейшему движению мешал потертый черный седан Славы. Грузовик сотрясся, замер. Появился водитель, похожий на венский стул, – столь же тонконогий, коричневый и, кажется, даже несколько поскрипывающий. Он посмотрел на нас, и на веснушчатом блинчике его несложной физиономии отразилась усиленная работа мысли, он явно не мог нас идентифицировать; я и Слава (как и Миронов, и Саша Моряк) были взрослые, многое повидавшие дядьки, в совершенстве освоившие социальную маскировку, 7 нам можно было дать и двадцать восемь, и сорок пять, наша обувь и одежда – черная или же серая – выглядела не то дорогой, не то дешевой, мы не носили украшений, не употребляли жаргонных слов (только иногда и меж собой), мы сливались с фоном, и теперь щуплый водила не понимал, как к нам обратиться. Господа? Не господа – мужики? Не мужики – ребята? Да вроде и не ребята. В общем, он ничего не придумал и насморочным тенором позвал:
– Э! Слышь! Чья машина? Уберите.
Зачем нам была нужна социальная маскировка? Очень просто. Мы предпочитали, чтобы нас недооценивали.
Слава вздохнул. Я тоже. Все-таки в массе люди очень грубы. Иногда мне кажется, что вежливость меж взрослыми мужчинами возможна только в тюрьме. Ну или на Кавказе. Например, в послевоенном Грозном. В тех местах, где бесцеремонность жестоко карается.
– Алло, – крикнул веснушчатый, – отгоните машину!
Я напрягся, даже руки задрожали. Скандала не хотелось. Но Слава был настроен миролюбиво.
– Не кричи, Вася, – сказал он. – Сейчас все будет.
– Я не Вася, – обиженно возразил водила. – Я Анатолий. А тебя как зовут?
– А меня не зовут, – сухо сказал Слава и подмигнул мне. – Я сам прихожу.
Водила набычился.
– Нет, а почему я Вася?
Мне пришлось поднять ладонь.
– Успокойся, друг. Мы поняли. Ты не Вася, ты – Анатолий. А он – Слава Кпсс.
– Это типа прозвище?
– Нет. Это типа диагноз.
Тонконогий Толя наконец все понял и принял единственно правильное решение – вернулся к своему тарантасу и влез в кабину. Может, он решил, что об его спину сейчас сломают табурет, и заблаговременно отступил в укрытие.
– Разозлюсь, – задумчиво произнес Слава, – фугас ему под колесо положу. Чтоб его на куски разорвало. Тогда будет ясно, кто Вася, а кто не Вася...
Слава еще раз вздохнул и встал. Кивнул на «хорошего парня», своего протеже.
– Он нормальный, – сурово сказал он. – С ним проблем не будет.
– Мне все равно, – беззаботно ответил я. – Если он создаст проблемы – это будут не мои проблемы. Я закончил с торговлей товарами народного потребления. Наша встреча, брат, – моя последняя деловая встреча в этой конторе. Исторический момент, короче. Сейчас я пойду отсюда и ни разу не обернусь.
Слава иронически усмехнулся и спросил:
– Когда у тебя самолет?
– Какой самолет?
– На Кубу.
Я засмеялся.
– Не скоро, Слава. Кстати, а что у твоего парнишки с рукой?
– Ты про шрамы? Он вскрывался.
– А говорил, нормальный.
– Кто хоть раз резал вены, – сказал Слава, – тот и есть нормальный.
– Кстати, а как он насчет того, чтобы... – Изогнув кисть, я проделал жест карманника. – У своих воровать не будет?
– Нет, – подумав, серьезно ответил бывший узник Владимирского централа. – Он не такой. Но ес7 ли поймаете – не жалейте. Помнишь Димочку Сидорова?
– Помню. Он тоже говорил, что не такой.
– Ладно. Пришли мне с Кубы открытку.
– Знаешь, Слава, – сказал я, – когда фугас взрывается под колесом, человека разрывает не на куски, а на ленты.
– Думаешь, – спросил Слава, – это важно?
– Для него – нет.
Когда под днищем гражданского легкового автомобиля взрывается фугас, человека подбрасывает высоко вверх и он распадается на длинные ленты.
До столицы Ингушетии я добрался самолетом. В аэропорту меня встретил веселый, увешанный оружием мальчишка. Представился как Иса, сунул каменную ладонь, затянутую в кожаную перчатку с обрезанными пальцами. В помятом автомобиле отправились в Грозный. Ехали около полутора часов, очень быстро. Мой сопровождающий охотно объяснил, что снайперу трудно работать, если цель движется со скоростью большей, чем восемьдесят километров в час.
Проскочили пригороды. Добротные дома, иные в два этажа, кирпичные заборы, безлюдные улицы, много жирной листвы – вдруг пустырь, мальчишки гоняют мяч, или старик управляет телегой на резиновом ходу, или женщина в платье до пят идет с бидоном. Миновали блокпост, без остановки – только притормозили, Иса махнул рукой; хозяева поста – загорелая славянская братва в тельниках – сдержанно кивнули, смотрели с подозрением, внимательно. Прищуривались из-под выгоревших бровей, сплевывали в дорожную пыль.
Пыль везде; я смотрю в зеркало заднего вида и ничего не вижу за кормой машины. Только сплошная серая стена пыли.
Дальше пошел центр. Руины. Одна из девятиэтажек вся целиком кренилась набок, другая имела сквозную дыру, куда мог бы пролететь небольшой вертолет. Свисающие куски бетонных перекрытий походили на надломанные плитки шоколада.
Груды камней, пепелища. Изуродованный асфальт. Иса то разгонялся, насилуя мотор, то закладывал виражи, объезжая воронки. Ему семнадцать-восемнадцать, подумал я, упираясь ногами и руками; конечно, ему это нравится.
У крыльца мэрии прохаживались камуфлированные брюнеты. Я вошел в сплошь посеченное осколками двухэтажное здание, отыскал приемную. Здесь меня остановил русский полковник, невысокий, с холодными глазами. Потребовал паспорт. Взглянул – не как мент, не перелистал от первой страницы до последней, только сличил фотографию. Объяснил, что мэр уехал. Я не удивился (Бислан был не кабинетный человек) и ответил, что намерен ждать.