— Ты успокойся, Молодай. Я пилот, я сто раз летал. Зовут меня Марат, будем знакомы. Поверь мне: ничего страшного не будет. Это не фотонное корыто. Весь корабль сделан из стеклоида, он как бы… эластичный. По конструкции — обычный биом, живая машина. Такая же, как утюг. В твоем доме есть утюг?
Фермер согласно хмыкнул.
— Вот. Ты велишь, и утюг работает. Бесшумно и безотказно. Здесь то же самое. Только немного сложнее. Утюг штаны гладит, а корабль Космос протыкает. Называется — «гиперпрыжок». При переходе в гиперпространство возникают резкие колебания единого поля, и твердые материалы не выдерживают нагрузки. Металл рассыпается в пудру. И камни, и твердые пластики… Но живое тело свободно переходит в гиперстатус. И газы, и жидкости. Стеклоид специально изобретен, чтобы в гипер выходить. Кстати, он сам пропускает через себя любую живую ткань. Ну, то есть не любую, вертухай или, допустим, капитан в любой момент зайдет к нам в карман с любой стороны. Но мы с тобой выйти не сможем, такая настройка… Захочешь выйти — Застрянешь в стене, ноги будут здесь, а голова — в коридоре, очень глупо…
Фермер несмело улыбнулся.
— Когда у тебя заболит голова, — продолжил Марат, — это значит, корабль и его пилот дают сигнал: приготовиться. У меня, кстати, не заболит, потому что я сам — пилот. Тогда раздевайся догола, одежду — вот сюда, в пазуху, и закрывай на застежку, но вообще-то она все равно промокнет… Потом стенки задрожат и сдвинутся, из этих вот дырок потечет противоперегрузочный коллаген. Он дико воняет, но можно привыкнуть. Он заполнит весь наш карман доверху. Он потечет тебе в рот, в нос…
Долговязый пассажир сильно побледнел.
Ему было около пятидесяти, и Марат ощутил прилив гордыни. Мальчишка успокаивал взрослого дядю. Но в космосе гордыня опасна; пришлось улыбнуться и положить ладонь на дрожащие пальцы собеседника.
— Но не утонешь, не помрешь, не пугайся. Коллаген насыщен кислородом и глюкозой. Еще в нем есть особый растворитель, он сделает наши кости мягкими. Опять же, чтоб мы без последствий пережили гиперпрыжок… В общем, ничего сложного, Молодай. Очнешься уже на месте. Проблюешься — и на выход. Только когда начнешь захлебываться, ты за меня не хватайся, не паникуй, ладно? А то были случаи… Вон петли торчат, как бы кожаные, за них держись и думай о чем-нибудь хорошем…
— О чем? — наивно спросил Молодай.
— О своих детях. Дети есть у тебя?
— Были, — спокойно ответил фермер. — Я их убил.
Когда Марат пришел в себя и обтер с лица пахнущую гнилыми яблоками слизь, накатило беспокойство. Что-то было не так. Корабль дрожал, было жарко. Слишком жарко! Не должно быть так жарко. Пилот — кретин, не проследил за теплорегуляцией, такому нельзя доверить даже маленькую туристическую лодочку. Любой ребенок знает, что сначала надо дать кораблю остыть и только потом будить пассажиров.
Остатки коллагена с чавканьем засасывались в сфинктер на дне кармана. Марат лежал и смотрел, как содрогается и хрипит детоубийца Молодай, как вытекает из него рвота. С некоторым усилием сел и едва не вскрикнул от неожиданности: через стену грубо вторгся кто-то широкий, невероятно сильный; огромные твердые пальцы бесцеремонно вцепились в волосы, потащили, и Марат оказался в проходе прежде, чем успел закричать от боли и возмущения.
Та же ладонь — огромная — зажала ему рот.
Кишка пассажирского коридора пахла спиртом, стены слабо мерцали.
— Очухался?
Хватка была стальная. Марат дернул головой, давая понять, что соображает и реагирует.
— Тихо, задушу! Двигай вперед, быстро.
Корабль пребывал в раздражении, было душно и полутемно, кишка конвульсировала и временами сужалась так, что приходилось пролезать боком. Невидимый конвоир, сильно пахнувший потом, сопел и грубо толкал Марата в спину, они почти бежали. На одном из поворотов Марат угодил ногой во что-то мягкое — на полу лежал человек, глаза бессмысленные, неподвижные, горло вырвано, кровь совсем горячая.
— Быстрей, — раздраженно прохрипело сзади. — Давай, давай!
Они миновали грузовую палубу и оказались в пилотской рубке.
Здесь было светлее, прохладнее, и корабельная плоть не текла от боли и раздражения. Над двумя утробами — пилотской и капитанской — подрагивал сотнями чувствительных мембран и нервных петель фиолетово-багровый центральный нервный узел, он же пульт управления: квазимозг новейшей, седьмой версии.
Пилот лежал на полу, рядом с утробой, навзничь, раскинув руки, пальцы на голых, неестественно вывернутых ступнях шевелились, изо рта и ушей текла кровь. Марат посмотрел в лицо, вдруг испугавшись узнать приятеля или однокурсника; не узнал и ощутил мгновенное малодушное облегчение. Все-таки перешагивать через истекающего кровью коллегу проще, если он незнаком. При некотором усилии можно даже представить, что всё происходящее — страшный сон и в самый опасный миг всё кончится: осужденный угонщик проснется в своей норе на Девятом Марсе. Или даже в люксе-трансформере отеля «Олимпия-Хилтон».
Он повернулся.
— Что смотришь? — быстро, тихо проскрипел Жилец. — До сих пор ничего не понял?
Как и Марат, он был обнажен, лоснился от пота и остатков коллагена, волосы слиплись, широкая грудь вздымалась, на плече видны были три крупные свежие царапины.
— Понял, — сказал Марат.
Жилец оскалился.
Угон федерального судна, подумал Марат. Пожизненная каторга с изъятием тела осужденного на нужды правительства. Это тебе не лодки у миллионеров реквизировать.
— Занимай место, — Жилец указал на пилотскую утробу. — И готовь старт.
— Ты с ума сошел.
Физиономия голого монстра перекосилась, глаза сверкнули. Марат непроизвольно отшагнул, споткнулся о лежащего пилота и упал.
— Делай, что я говорю! — гулко, яростно произнес Жилец и, почти не нагибаясь, одним рывком руки поднял Марата с пола, сильно тряхнул.
— Ты не понимаешь, — сказал Марат, стараясь сохранить самообладание. — Пилот ментально связан с кораблем. Если хозяин в опасности — корабль блокирует управление…
— Знаю, — ответил Жилец. — Принцип слона и погонщика. Не бзди, сынок, пилот ничего не понял. Не успел. Мозги сгорели за две миллисекунды. Проверь управление. Всё должно работать.
И он, мгновенно выбросив ладонь, толкнул Марата в грудь.
— Не стой, делай!
Марат ударился о скользкую дрожащую стену, разозлился, но переть против оскаленного, яростно сопящего профессионального злодея было бессмысленно.
Он лег в пилотскую утробу, положил пальцы на контакты.
В последние годы он имел дело с маленькими глупыми лодками, годными только для того, чтобы прокатить двух-трех девочек с одной планетной системы до соседней. А сейчас надо было договариваться с машиной чудовищной силы и сложности.
— Ну?! — нетерпеливо прорычал Жилец.