Воздух столь сух и холоден, что у тебя чешется горло, но ты боишься кашлянуть, чтобы не нарушить торжественность момента.
Ты сидишь, не шевелясь. Никто не встает и не идет к стене. За восемьдесят лет существования Пилотской академии ни один мальчишка, совершивший паломничество, не отошел к стене, и ректор академии справедливо гордился этим обстоятельством. Пилот состоит из любви и веры, он может сомневаться даже в своем корабле, но не в своей любви к кораблю и пространству.
Тебя ведут в подъемник святилища. Он огромен и может вознести на поверхность астероида несколько сотен человек. Ты молчишь. Молчат все твои товарищи, молчит сопровождающий вас преподаватель, молчит настоятель. Тут же, во время подъема, все мальчишки раздеваются догола, без особых церемоний. Церковь космитов не приветствует красивых ритуалов, музыки и прочих эффектов, здесь в ходу сугубая простота действий. Космиты обычно имеют отношение к переднему краю технологий, в Кровь Космоса веруют пилоты и капитаны кораблей, инженеры и рабочие орбитальных станций — все они слишком умны и образованны, чтобы уважать сложные ритуалы.
Калорий, выделяемых телами трехсот тысяч монахов, с избытком хватает на то, чтобы обеспечить энергией работу машин, и вот створки верхнего люка расходятся над твоей головой. Лифт сделан в форме полусферы, купол становится идеально прозрачным, и ты видишь колючие звезды и полыхающую в центре небосвода алую звезду.
Здесь, в момент встречи с Пустотой, положено прочувствовать молитву, пережить тридцать три эмоции, и ты, потомственный пилот, с пяти лет молившийся в домашней часовне, отдаешься восторгу и ужасу.
Настоятель и сопровождающий тоже молятся. Сорок восемь ртов сжато, сорок восемь носов медленно втягивают ледяной воздух.
Каждый курсант умеет переживать молитву, но волнение слишком велико. Рассказы про коридор любви — самые популярные страшилки в академии; у каждого крещеного Пустотой свои воспоминания, и теперь, когда твой час настал, ты трепещешь.
Вокруг бурая, ноздреватая поверхность, неровности, изломы, горизонт слишком близкий, словно стоишь над обрывом; торчащие разновеликие скалы отбрасывают длинные, быстро ползущие тени. Молитва почти закончена, когда ты понимаешь, что одна из теней движется не так, как остальные. Ты всматриваешься и видишь, что по поверхности шагает человек.
Тяготение минимальное, неподготовленный новичок, пассажир или турист, сказал бы, что его совсем нет, а ты — пилот — его чувствуешь и даже можешь быстро подсчитать массу астероида, но сейчас не тот момент, чтобы считать и подсчитывать. Космит идет мимо купола размеренным скользящим шагом — так, может быть, Христос шагал по водам; так скользил, не касаясь земли, принц Гаутама; так Моисей пересекал пустыню впереди своего народа.
Мужчина обнажен, его худое тело в лучах звезды кажется ярко-алым с освещенной стороны; неосвещенная погружена во мрак, лицо выглядит как комбинация черного и красного.
Это монах из первого круга, Просветленный Пустотой, он жив единым Святым Духом и больше ничем.
Ты смотришь во все глаза.
Движения монаха полны экономной, рациональной красоты. Он смотрит на людей, защищенных прозрачной броней, и улыбается, но потом вполне равнодушно поворачивается спиной и скрывается за каменным выступом, ловко ухватившись за черный край скалы.
Про живущих в Пустоте всё известно, кроме точного количества. Это люди, полностью состоящие из Веры, и если в голове Просветленного возникает миг сомнения, хотя бы краткий, сотая или тысячная доля секунды, кожа его мгновенно обугливается с освещенной стороны, а с теневой — обращается в лед, и монах взрывается под воздействием собственного внутреннего давления, разлетаясь в стороны множеством сгустков физиологических жидкостей.
Когда тебе было семь лет, отец сказал тебе, что такая смерть не считается смертью. Фрагменты тела Просветленного Пустотой будут лететь тысячу лет или миллиард лет, пока не попадут в какой-нибудь мертвый мир и не родят новую жизнь.
В сознании Просветленного Пустотой ничего нет, ибо сознание человека есть источник агрессии. Вытеснить агрессию можно только любовью, и если ты не любишь Святой Дух, то не проживешь в Пустоте и секунды.
Говорят, что многие космиты, услышав зов, отрываются от поверхности обители и устремляются в открытое пространство, чтобы вечно лететь меж звезд.
Еще говорят, что за четыреста лет существования монастыря только один Просветленный вернулся назад, под своды монастыря. Его имя неизвестно. Молва утверждает, что вернувшийся не произнес ни слова и знаком потребовал встречи с тогдашним настоятелем обители; после разговора, происходившего при закрытых дверях, настоятель принял обет молчания, а вернувшийся выпил воды и умер.
Все эти легенды проносятся в твоей голове, пока ты смотришь, как в стене купола открывается шлюз, за которым маячат несколько фигур в скафандрах. Это монахи из первого круга, страхующие таинство Крещения.
Коридор Любви не совсем коридор. Тропа, пробитая в скале десятками тысяч паломников, десять метров пути от шлюза до шлюза, их надо преодолеть, подтягиваясь руками, справа и слева — перила, тут же — страхующие со спасательными коконами: если паломнику станет плохо, его мгновенно сунут в кокон.
Ты лучший пилот на курсе. Младший брат знаменитого Морта.
Ты идешь первым.
Внешняя дверь открывается. Насосы, даже эти, мощные, современные, не могут выкачать из шлюза весь воздух до последней молекулы, и ничтожных остатков его хватает, чтобы вытолкнуть тебя прочь.
Если ты усомнишься, вода в клетках твоего тела вскипит и взорвется. Импульсы не пробегут по нервам, боли не будет. Но ты веришь, и выходишь в пустоту, и держишь пальцами поручень, ледяной, как смерть.
Обычай велит не плыть, а шагать, в точности так же, как если бы дело происходило на планете с нормальным тяготением. По крайней мере стараться изображать ходьбу.
Пустота не переносит звуков, и ты, оказавшись в космосе, надеялся услышать тотальное безмолвие, первозданную тишину — однако ошибся. В ушах гудят удары сердца, ты слышишь работу аорты, хрипы в легких, забавное чавканье суставной смазки — рев и грохот твоей собственной жизни. Звуки переполняют тебя. Кажется, их слышат на каждой планете; вся Вселенная знает, как ты волнуешься и как сильно тебе хочется закричать от счастья.
Тебе жарко и холодно. Скалы вокруг видишь неестественно четко. Обоняние хочет запахов — их нет. Босые подошвы касаются голого камня, едва присыпанного тончайшей пылью; частицы ее, потревоженные тобой, медленно поднимаются вверх и светятся алым в алых лучах Альфы Эридана.
Черное, алое, серое — других цветов нет, только над головой холодным белым светом горят звезды; красота зрелища мгновенно завораживает тебя, но ты помнишь слова наставника: в коридоре нельзя задерживаться дольше, чем нужно. Эйфория очень опасна. Но и думать про опасность тоже не следует, иначе утратишь веру; Великая Пустота усомнится в твоей любви и попытается убить тебя.