— Я нашел следы его костра. Он был здесь, а потом пошел к той скале.
Маленький дикарь вытянул руку.
— Если идти — это два дня и одна ночь. Если бежать — один день и половина ночи.
Марат прищурился, ничего не увидел, кроме желтого марева и радикально прямой линии горизонта.
Он видит лучше меня, пронеслось в голове. Или, что вероятнее, я просто износился. Когда-то мое зрение было идеальным. Девять земных лет, десять местных. Золотая Планета не пожалела меня. Впрочем, уголовному преступнику, занесенному в список «альфа», глупо жалеть о глазах.
— Я знаю, он там, — сказал Муугу. — Отсюда больше некуда идти. Других скал я не вижу — значит, и он не увидел.
Марат кивнул.
— Что ты хочешь делать?
Генерал засмеялся, горло его давно не пробовало воды, и смех получился скрежещущим, страшным.
— Позову своих, — небрежно ответил он. — Фъяба, Тригша, Миджу. Всех. Будем копать ямы. Мы всё знаем. Мы сидели у края пустыни три раза по четыре дня. Мы захватили горцев и заставляли их бежать на юг. Одного, потом второго, потом третьего. Горец бежал, а мы смотрели. Сначала прилетал разведчик, потом — весь рой. Волки убивали горца, а мы смотрели. Сначала волки убивают жертву, едят и дерутся. Потом убивают и едят своих — тех, кого ранили в драке. Потом улетают. Они никогда не летают над одним и тем же местом, и если еды нет, они ищут ее в других местах. Мы Ждали, пока они улетят, и пускали другого горца. Теперь я знаю, сколько можно пробежать, пока не прилетит рой. Мы будем копать яму, потом вторую, третью, четвертую, и еще одну, и еще одну… В каждой яме мы оставим шкуры и воду. Мы будем делать ямы до тех пор, пока не дойдем и не возьмем его.
— Я понимаю тебя, — сказал Марат, оглядываясь. — Я не понимаю, как он смог дойти до тех скал. Он не копал ям, и у него не было шкур носорога.
Муугу пожал плечами.
— Он плохой. Волки тоже плохие. Он такой же, как волки. Он им свой. Они не тронули его.
Тоже верно, подумал Марат и сказал:
— Будь здесь. Меня ждет Мать Матерей. Я буду говорить с ней, и ты меня не увидишь. Мать Матерей ты тоже не увидишь. Потом я вернусь. Может быть, сегодня или завтра. Делай, что решил. Зови своих, копай ямы. Иди вперед. Найди его.
Муугу бросил из-под серых бровей короткий любопытный взгляд. Промолчал. Марат поспешно спустился со скалы, нажал кнопку портативного камуфлятора.
В катере перевел дух, посидел несколько минут, привыкая к прохладе. Вызвал базу.
— Ага, — сказал Директор. — Хорошо. Но почему его не тронули эти пчелокрысы?
— Пчеловолки.
— Да. Кстати, позавчера Альфред изловил одну особь, она забавная… Сила давления в челюстях в три раза больше, чем у моей собаки…
— Что за собака? — спросил Марат.
Он давно забыл, что на белом свете существуют какие-либо собаки, кроме земноводных, но в последние дни много думал о том, как вернется в цивилизованный мир, и сейчас спросил не просто так, а с умыслом. Пора, решил он, давно пора вспоминать, что такое «собака», «кошка», «вилка», «мыло», «кондиционер», «женщина с пятью пальцами». Может быть, на каторге не будет кондиционеров и женщин, но собаки и кошки не исключены.
— Питбуль, — ответил Директор. — Сильный пес. Но пчелобык сильнее. Через месяц у шефа юбилей, мы всем отделом думали насчет подарка, а тут такой красавец… Сделаем чучело.
— Сувенир что надо, — ответил Марат. — А мне зачтется смягчающее обстоятельство?
— А причем здесь ты?
— Если бы не я, вы бы никогда не наткнулись на эту планету.
— Согласен. Теперь умолкни и слушай. Приказываю установить местонахождение Грина. После чего доложить немедленно по моему личному спецканалу.
— Сами брать будете?
Повисла пауза.
— Двадцать лет назад, — наконец произнес Директор, — я бы сам его нашел. Грина. Без тебя и твоих лохматых индейцев. Клиент ушел от КЭР — это позор. Я бы в три дня нашел его и вернул. Без морфосканера. Без катеров, без радаров и парализаторов. Ногами пошел бы, и отыскал, и голыми руками повязал, и привел…
Марат пошарил по стене, слева от кресла, — там, где в рубках обычно делают карманы для пилотского мультитоника.
— Не сомневаюсь, — пробормотал он.
Карман не нашелся.
— А десять лет назад, — продолжил Директор, — я бы сказал тебе: найди его, сообщи координаты, а задержание я проведу лично. Но сейчас… Как тебе объяснить… В общем, я себе уже всё доказал. И мне, если честно, плевать на твоего Грина. Мы таких Гринов оформляем каждый месяц. Но ты единственный, кому он доверяет. Если старик действительно прячется в скалах, передай от меня привет.
— И всё?
— Не перебивай. Скажи Грину, что Директор его уважает и предлагает особые условия. Льготные. Соломон Грин сдается, дает нам вынуть бомбу из своего черепа и спокойно ложится под мнемограф. Потом мы делаем тотальную имперсонализацию, переустанавливаем личность и отправляем на Третью Венеру собирать фрукты. Там джунгли, техника не может работать… Только ручной труд… Нормальный климат, облегченный режим, стереовизор, раз в три года свидание с родственниками…
— У Грина нет родственников.
— Это его проблема, — скучным тоном отреагировал собеседник Марата. — Своей властью я гарантирую ему жизнь. Либо пусть бегает по пустыне, пока не съедят. Или пока твой генерал его не поймает… Что еще хуже, как мне кажется… Понял меня?
— Понял, — ответил Марат, отдавая команду на взлет. — А Третья Венера — это где?
— Не твое дело, — раздраженно сказал Директор. — Местечко для внутреннего пользования. Туда мы загоняем только своих. Из списка «альфа». Ты тоже туда поедешь… Кстати, все три ножа у генерала отбери. Обменяй на костяные.
— Тогда он перестанет быть мне другом.
— Дурак, — печально констатировал Директор. — Здесь у тебя только один друг: я. Как понял?
— Понял, — сказал Марат.
— Конец связи.
7.
Он лежал на боку, положив голову на предплечье вытянутой руки: серая, язвами изрытая щека сдвинута, губы — больные, треснувшие в нескольких местах, — то сжимались, то разжимались. Под скулой был свежий шрам, судя по форме, кто-то из горцев изловчился и смог достать старика зубами. Сантиметром выше — перегрыз бы артерию.
Волосы, некогда достававшие до лопаток, Жилец, судя по всему, обрезал сам, ухватывая в горсть и отсекая ножом.
Меч, иззубренный, но ухоженный, без малейших пятен зелени, прижимал к себе, словно наложницу.
Впрочем, он же был Великим Отцом, Повелителем Повелителя и вряд ли прижимал к себе наложниц, подумал Марат, осторожно входя в неглубокую пещеру. Женщины сами прижимались, он лишь приказывал. И не словом — шевелением мизинца.