Следующие слова, произнесенные Кэном, Тэсса поняла не сразу. Потому что тот говорил уже о другом:
– Он ведь прав. Он прав в главном, мой брат. Я здесь не ради него, нет. Понимаешь, Сестричка, когда мать умирала, она просила меня приглядеть за младшеньким. Среднего тогда уже не было… ты знаешь, Сестричка. Просила приглядеть…
– Ты и приглядываешь, – завершила Тэсса.
– Приглядываю. А он знает… ну, если не знает, то догадывается. Он всегда был догадливым.
От слова «гадить», – подумалось ей. – Я, пожалуй, буду молиться Ув-Дайгрэйсу, чтобы тот прибрал Бешеного к себе. Это лучший выход для всех нас; наверное, именно поэтому мы можем на него не рассчитывать.
– Ничего, Кэн. Там будет видно.
– Верно, Тэсса. Завтра станет полегче, начнется дело, тогда – не до мыслей.
Воительница согласно кивнула. Дело – это хорошо. До нас, правда, вряд ли докатится, по крайней мере – завтра-послезавтра.
– Кстати, не забывай, пожалуйста, о том, на каких условиях мы здесь, – сказала она как можно небрежнее. (Еще в столице договорились, что о рассекреченном плане Талигхилла они будут упоминать не иначе как намеками. Вокруг могли быть – наверняка были – внимательные уши и зоркие глаза)
– Я присмотрю, – пообещал Кэн.
– Да, – вспомнила Тэсса, – присмотри еще за тем пареньком, Кэйосом.
– Моя ошибка, что он попал сюда.
– Ошибки станем делить после, когда выберемся, – резко и жестко сказала она.
– Верно, – согласился Брат. – Спокойной ночи, предводительница.
Тэсса смотрела на дверь, закрывшуюся за Кэном, и во рту было сухо и горько, как будто глотнула питья, в котором был растворен яд.
/смещение – блик на изгибе бокала/
Как ни странно, после разговора с Тэссой Талигхилл вернулся к себе и почти сразу уснул. Он, правда, так и не смог потом вспомнить, были ли во сне «всякие там наложницы и прочие услады плоти», но утром правитель чувствовал себя отдохнувшим и полным сил.
За завтраком компанию ему составил лишь Тиелиг, поскольку все остальные «сколько-нибудь значительные господа» либо уже откушали, либо так и не нашли на это времени. Правитель знал, что в лагере хуминов уже четверть часа назад началось движение – видимо, враги намереваются войти в ущелье. Давно пора.
– Как вам спалось, Пресветлый? – спросил верховный.
– Отлично, спасибо. Я так понимаю, Тиелиг, у вас ко мне какое-то дело? Жрец улыбнулся:
– Отнюдь. Сегодня моих дел с лихвой хватает на других, вам, уж простите, ничего не осталось. Приятного аппетита.
– Вам тоже, Тиелиг.
Когда в зал вошел Хранитель, завтрак приближался к концу и уничтожение грозило сладкому.
Господин Лумвэй принес с собой запах тертых кож и стати Не садясь, он склонился над столом, взял в руку кувшин и налил себе слабого сладкого вина; выпил жадными глотками, утер усы и сообщил:
– Пошли. Теперь главное, чтобы в Юго-Западной не подкачали.
– Думаете, не подкачают? – Талигхилл внимательно посмотрел на Хранителя.
– Не подкачают. Там Амджай, я его хорошо знаю. Ударит в самый раз, когда эти молодцы расслабятся и начнут пересчитывать облака над головой.
– Сомневаюсь, что они расслабятся, – негромко сказал Тиелиг.
Лумвэй обернулся в его сторону:
– Здесь вы правы, здесь я согласен. Эти господа не настолько глупы, чтобы переть напролом. Еще по вчерашнему их поведению было понятно. Если б их данн не ждал неприятностей, они бы сунулись сюда, как только пришли. Но знаете, Тиелиг, мои дозорные высмотрели некоторые детали, которые могут вас заинтересовать.
– Я слушаю.
– Вам ведь известно, что хумины не верят в Богов? Тиелиг покачал головой:
– Это не совсем так. Они верят в Богов, но только их Боги отличаются от ашэдгунских. Это своеобразные духи природы, которые в представлениях хуминов являются главенствующими силами в мироустройстве… Ничего, что я говорю так учено?
– Ничего, – отмахнулся Хранитель. – Что еще вам известно? Жрец пожал плечами:
– Многое. Вы спрашиваете о чем-то конкретном?
– Точно. Перед боем – что они делают перед боем?
– Приносят жертвы… этим самым духам природы. Господин Лумвэй кивнул:
– То-то и оно! Никаких жертв, никаких алтарей, вообще ничего. Мы здесь, на границе, много всякого слышали, знаете ли. Слухи тут ходили: говорили, у хуминов появился какой-то новый Бог. То ли Бегущий, то ли Берегущий – что-то такое…
– Считаете, это имеет сейчас какое-либо значение? – осторожно спросил Тиелиг.
– А вот это, господин верховный жрец, вам уж лучше знать, – заметил Хранитель.
– Хорошо. Спасибо, я подумаю над тем, что вы сказали. Может быть, вы и правы.
– Подумайте. А я, с вашего позволения, отправлюсь на балконы, проверить. – Он неопределенно махнул рукой.
Когда господин Лумвэй ушел, Талигхилл вопросительно посмотрел на жреца Ув-Дайгрэйса:
– Ну? Неужели вы не знали об этом?
– Представьте, не знал… Интересно, – пробормотал Тиелиг. – Очень интересно.
Оставив жреца в рассеянной задумчивости, Пресветлый направился на колокольню. Во-первых, чтобы посмотреть на происходящее внизу, а во-вторых, чтобы взглянуть на Коронованного: вчера как-то не вспомнил о нем.
Наверху уже собрались люди: звонари и их помощники. Храррип выразительным взглядом попросил их потесниться, и Талигхилл встал у парапета, как стоял вчера на закате.
Вот он, Коронованный. Гордо несет на голове венец и следит за ущельем, кутаясь в каменный плащ. Кажется, во-он у крайнего зубца кто-то стоит, хотя это может быть всего лишь обманом зрения. Но Армахог наверняка уже отослал сюда верных людей. За это можно пока не волноваться. А что там внизу?
Пресветлый положил локти на прохладный камень бойницы и перегнулся, чтобы взглянуть на происходящее в Крина, на самом его дне.
Большой лагерь – скопище людских и конских тел – шевелился, и казалось, это насекомые снуют по развороченной туше дикого зверя. Часть их отделилась от общей массы и сейчас, осторожно, не торопясь, входила в ущелье. Солнце, щурясь, играло на блестящих металлических поверхностях – но этих самых поверхностей было непривычно мало. Талигхиллу пришлось напрячь память и вспомнить: хумины предпочитали обтягивать доспехи и щиты плотной кожей, кажется бычьей. А оружие пока покоилось в чехлах и ножнах. Правильно. Против кипящего масла особенно мечом не помашешь.
– Ну что же они? – сказал кто-то за спиной напряженным голосом. – Почему до сих пор не начали?
Имелись в виду свои, с Юго-Западной и Юго-Восточной башен. Нетерпеливому звонарю было невдомек, что, если ударить сейчас, враг оттянется обратно почти без потерь и предстоящая осада будет для ашэдгуниев продолжительнее и тяжелее. Что поделать – звонарь не играл в махтас.