«Папа, обстоятельства заставляют меня отправиться на одну важную встречу. Я очень надеюсь, что это ненадолго. Но в жизни случается всякое. Поэтому оставляю это письмо на видном месте. Если задержусь, не волнуйтесь, ничего опасного со мной произойти не может. Маме рассказать правду я не решился, поэтому объясни ей все, пожалуйста, сам. Я вас очень люблю!
P . S . Извини, что не было времени рассказать о том месте, где я был в прошлый раз.
P . P . S . Король Реберик действительно существует» .
Лишь только он поставил последнюю точку, раздался звонок в дверь.
- Я открою, ма, - сказал Генрих и поспешил в коридор, гадая, кто бы это мог быть. Он открыл дверь… в панике отступил. На лестничной клетке стоял - то бы мог ожидать такого?! - Олаф Кауфман. Как обычно, на нем были рваные брюки и зеленая кожаная куртка с «молниями»; Генриху пришла в голову нелепая мысль, что переросток Кауфман даже спит в той своей униформе.
Олаф жевал соломинку и, разглядывая Генриха с высоты своего роста, молчал. Напряженное молчание тянулось вечность. Генрих не выдержал первый.
- Выйдем во двор?
Олаф кивнул и, не оглядываясь, забухал по лестнице. Генрих поплелся следом. На улице Кауфман закурил и только после этого произнес:
- Слушай, что скажу. Ты Генрих Шпиц?
- Сам знаешь, кто я, - грубовато сказал Генрих, понимая, что терять в любом случае нечего.
- Хороший ответ. Ну а ты, наверное, уверен, что знаешь меня? И уж наверняка думаешь, что мне на все наплевать. Так?
Генрих молча кивнул.
- Но, черт побери, мне не нравится, когда какие-то ублюдки считают себя великими умниками.
- Я себя таким не считаю, - торопливо сказал Генрих.
Олаф удивленно посмотрел на него и ухмыльнулся.
- А я и не про тебя говорю. Я про Клауса Вайсбера. Я слышал, вы были раньше друзьями? А потом погрызлись. Почему?
- Это наше с ним дело, - отрезал Генрих, удивляясь собственной смелости.
- Еще один хороший ответ, - безо всякой злости кивнул Олаф. - А вот Клаус, я уверен, принялся бы тут же винить во всем тебя. Я таких свиней насквозь вижу. От меня гнилую душонку не спрячешь.
Слушая Олафа, Генрих все больше терялся. Если раньше он ожидал, что его станут бить, то теперь он понял, что тут что-то другое. Но что?
- Твоего папашу как зовут? - спросил Олаф.
- Эрнст. Но он не «папаша», он мой отец.
- И этот ответ мне нравится, - сказал Олаф Кауфман. - Я немного знаю парней, которые называют отца отцом, а не «папашей», «стариком» или бог знает кем еще. Ну так вот, слушай меня. Ты хороший парень - я тебя сразу выделил из толпы идиотов… Правда, в тебе есть что-то странное, но что, не могу раскусить. Похоже, ты действительно видишь такое, чего не могу увидеть даже я. Вот почему мне не хочется, чтоб Вайсберг выставлял тебя дураком. Короче, ты сегодня получил письмо в красном конверте…
- Откуда ты знаешь? - смутился Генрих.
- А ты не смотри, что я выгляжу, как дебил, - ухмыльнулся Олаф Кауфман. - Я прекрасно знаю, что делаю. Мне плевать, что думают обо мне другие. В отличие от них, я свободен. По-настоящему свободен. Понимаешь? Со всех сторон только и слышно, что в этом поганом, смертельно скучном мире невозможно быть свободным. Чушь! Свободным можно и нужно быть везде, даже в загоне для рабов. Понимаешь?
Нет? Тогда выкинь из головы. Со временем поймешь. Ну так вот, ты бы удивился, когда б узнал, что делается в моей голове и как много я знаю. Но это неважно. Пока что. Понимаешь? Так вот, письмо состряпал Клаус, чтоб повеселиться. А мне это не по душе. Терпеть не могу тварюг и подхалимов. Вот, пожалуй, и все. А ты решил, что бить тебя буду?
Генрих кивнул.
- Ну и дурак, - рассмеялся Олаф Кауфман. - Зачем мне тебя бить? Я на самом деле никогда пальцем не тронул ни одного из нормальных парней, а таких большинство. Никто этого не замечает, и это правильно, потому что я этого хочу. В том, что тебя боятся, есть свои преимущества. Понимаешь? Ну так вот, речь не об этом. Что думаешь делать?
- Пойду на кладбище, - уверенно сказал Генрих.
- Зачем лее? Письмо-то лживое. Генрих передернул плечами.
- Разве не понятно? Хочу - иду, не хочу - не иду. Я свободный человек, и мне тоже плевать на то, что обо мне подумают.
- Отличный ответ! - Олаф Кауфман широко улыбнулся и протянул Генриху руку. - Я рад, что не ошибся в тебе.
- А я рад, что в тебе ошибался, - Генрих крепко пожал руку однокласснику.
- На кладбище пойдем вдвоем, - сказал Олаф.
- Почему?
- А разве не понятно? Хочу - иду, не хочу - не иду, - ответил Олаф словами Генриха. - В одиннадцать вечера встречаемся на этом месте. И потом, - Олаф неопределенно пожал плечами, - не мне тебя, конечно* учить, но ты бы прихватил какую-нибудь дубинку, хотя бы полицейскую. Этим идиотам надо хороших тумаков отвесить. Для смеха. Они ведь хотят веселья, не так ли?
С этими словами Олаф развернулся и, смешно вышагивая на своих длинных ногах, двинулся прочь.
Генрих перевел дух, растерянно почесал затылок. «Вот так дела, - подумал он. - Я думал, этот Олаф совсем потерянный человек, а он, оказывается, отличный парень. Как же я мог так ошибиться?»
Кауфман ждал Генриха в условленном месте. - Я кое-что придумал, - сказал Олаф, пожимая Генриху руку. - Нарядимся привидениями - уж чего-чего, а встретить на кладбище призраков они никак не ожидают. Эта ночь им надолго запомнится!
- Но где же мы возьмем подходящую одежду? Олаф вместо ответа похлопал по вместительной сумке.
- Маски и парочка карнавальных костюмов. Ты какой размер носишь?
- Сорок шестой, - ответил Генрих.
- Я почти угадал, - Олаф улыбнулся. - Взял сорок восьмой. Но это лучше, чем сорок четвертый.
Верно?
Генрих кивнул.
- Клаус и его компания соберутся в старой капелле, - продолжал Олаф. - Мы придем туда раньше и затаимся в подвале. Я думаю, они не решатся ночью обыскивать всю церковь. Но для верности мы можем забраться в пустующие ниши для покойников.
Генрих кивнул, но мысли его были заняты другим: за всю дорогу он не повстречал ни одного древнерожденного. А ведь ночами обычно их чаще всего и можно встретить. Генрих подумал, что напуганные скрэбами малыши забаррикадировались в своих домишках.
Уже на полдороге к кладбищу мальчик вдруг вспомнил, что древнерожденные собрались этой ночью устроить зеленым карликам засаду.
- Вот черт! - Генрих остановился и хлопнул себя по лбу.