— Ну а теперь, когда вы слышали сообщение Алисии, вы все равно продолжаете мне не верить?
— Так это же так легко подделать! Разрушение корабля могло быть делом рук его команды. Я никогда полностью не поверю подобным сказкам, ежели из Цербера ничего не выскочит на моих глазах и не нападет на нас.
— Сильно подозреваю, что ваше желание будет скоро удовлетворено, — буркнул Силвест. — Дней этак через четыре-пять. Если, конечно, сам Цербер не издох.
Больше они ни о чем не говорили, пока не достигли места своего назначения.
Конечно, это был далеко не первый раз, когда они навещали Капитана. То, во что превратился этот человек, все еще производило на Силвеста шоковое впечатление. Каждый раз Силвест чувствовал себя так, будто он ничего подобного никогда еще не видал. Доля истины тут была: этот визит был первым после того, как Кэлвин немного поколдовал над его глазами, используя великолепные медицинские возможности корабля, но дело было не только в этом. А в том оно было, что со времени их предыдущего визита Капитан сильно изменился. Изменился заметно, будто скорость его распространения по кораблю резко возросла, будто началась гонка к некоему непонятному будущему состоянию, которая все убыстрялась по мере того, как корабль шел к Церберу. Возможно, думал Силвест, он прибыл сюда как раз вовремя, если представить себе, что постороннее вмешательство еще может вообще хоть чем-то помочь Капитану.
Было соблазнительно предположить, что ускорение трансформации Капитана важно или даже символично. В конце концов этот человек был очень болен — если такое состояние можно назвать болезнью. Болен уже многие десятилетия, и вот теперь он выбрал время, чтобы войти в новый виток своей трагедии. Однако такой взгляд был наверняка ошибочен. Надо было учитывать временные рамки: законы относительности сжали эти десятилетия в крошечную горсточку лет. Последний «расцвет» Капитана был менее невероятен, чем казался на первый взгляд. И ничего ужасного в нем не было.
— Как работаем? — спросил Саджаки. — Будем мы придерживаться тех же процедур, что и раньше?
— Спрашивайте Кэлвина — он тут главный.
Саджаки задумчиво кивнул, будто только что об этом узнал.
— Вы тоже могли бы кой-чего сказать, Дэн. Он ведь действует через вас.
— Именно поэтому вы не должны полагаться на мои чувства. Я тут иногда даже не присутствую.
— Я этому верить не хочу. Вы будете тут, Дэн, в полном сознании, насколько я помню по прошлому разу. Возможно, без права решающего голоса, но все равно — активный участник события. И вам это будет весьма неприятно — это мы тоже помним.
— Не слишком ли быстро вы стали экспертом, Саджаки?
— Так ведь если бы вам все это не было ненавистно, то зачем бы вы столь старательно избегали нас?
— Никого я не избегал. У меня просто не было такой возможности — бежать.
— Я говорю не только о том времени, когда вы сидели в тюрьме. Я говорю о том, как вы тут вообще появились. В этой Системе. Если это не бегство от нас, то что же это такое?
— А может, у меня были свои причины появиться здесь?
Силвест думал, что Саджаки подхватит тему, но минуты бежали, а Триумвир, видимо, решил оставить эту линию разговора без продолжения. Возможно, она ему просто наскучила. Силвесту вообще казалось, что Саджаки — человек, живущий в настоящем и думающий о будущем, а прошлое для него особого интереса не представляет. Ему было скучно копаться в возможных мотивациях или всяких там «это-могло-случиться», потому что на каком-то Уровне Саджаки уже не мог управлять этими событиями.
Силвест слышал, что Саджаки побывал у Трюкачей, как сделал это и он сам перед путешествием к Завесе. Для посещения Трюкачей могла быть только одна причина, а именно желание подвергнуть себя нейронной трансформации, открыв свой разум иным формам сознания, чего наука людей сделать не могла. Поговаривали — впрочем, это могли быть слухи, — что трансформации, проделанные Трюкачами, приводили иногда и к отрицательным последствиям, что почти все такие переделки сопровождались потерей какой-нибудь из существовавших ранее способностей. Ведь в человеческом мозгу было конечное число нейронов, да и число возможных межнейронных соединений тоже было конечно. Трюкачи могли изменить эту сеть, но только при условии разрушения ряда уже существовавших ранее соединений. Возможно, что и сам Силвест что-то потерял, но если так оно и было, то сам он эту пропажу определить не сумел. В случае же с Саджаки дело обстояло иначе. Этот человек явно утратил некоторые качества, присущие человеческой натуре, причем почти полностью. В его разговорах возникла непривычная сухость, но это было заметно лишь тем, кто наблюдал за ним специально. В лаборатории Кэлвина на Йеллоустоне Силвест однажды имел дело с ранней, но весьма хорошо сохранившейся компьютерной системой, которая была изготовлена за несколько столетий до эпохи Просвещения во времена расцвета исследований в области искусственного интеллекта. Эта система предназначалась для копирования человеческой речи, что вначале и делала, отвечая на все задаваемые вопросы с очевидной компетентностью. Но эта иллюзия исчезала после обмена первыми фразами. Вскоре становилось ясно, что машина уводит разговор в сторону от себя, отводя все неудобные вопросы с невозмутимостью сфинкса. С Саджаки дело до такой крайности не доходило, но ощущение уклончивости создавалось. Оно даже не казалось искусственным. Саджаки не делал попытки скрыть свое безразличие; не надевал на себя личину человека, как это делают социопаты. И вообще, зачем ему было давать себе труд отрицать собственную натуру? Ему нечего терять, и по-своему он был чужд человечеству не больше и не меньше любого другого члена своей команды.
В конце концов, когда стало очевидно, что он вовсе не собирается допрашивать Силвеста о причинах его эмиграции на Ресургем, Саджаки обратился к кораблю, приказав ему разбудить Кэлвина и спроецировать его смоделированное изображение на капитанский уровень. Сидящая в кресле фигура появилась почти немедленно. Как обычно, Кэлвин обратился к присутствующим с короткой пантомимой, изображавшей пробуждение Разума, потягивался в кресле, оглядывался по сторонам, при этом не выражал ни малейшего интереса к окружающему.
— Так скоро мы начнем? — наконец спросил он. — Когда же я все-таки войду в тебя? Эти машины, с помощью которых я чинил твое зрение, Дэн, — это просто муки Тантала. В первый раз за многие годы я вспомнил, чего лишился.
— Боюсь, что нет, — ответил Силвест. — Это лишь… не знаю, как сказать… разведочный раскоп?
— Тогда зачем меня беспокоить и будить?
— Потому, что я нахожусь в крайне неприятном положении: мне нужен твой совет, — пока он говорил, из тьмы коридора появились два робота для услуг. Это были машины-носильщики, передвигавшиеся на гусеницах. Верхняя их часть представляла собой сверкающую массу манипуляторов и датчиков. Они были абсолютно асептичны и прекрасно отполированы, но выглядели так, будто им уже лет по тысяче и их только что извлекли из музея. — В них нет ничего, за что могла бы ухватиться Чума, — сказал Силвест. — Нет частей, которые были бы невидимы для невооруженного глаза. Нет ничего саморемонтирующегося, самовоспроизводящегося или изменяющего форму. Вся кибернетика управляется из точки, расположенной в километре отсюда, и с роботами существует лишь прямая оптическая связь. Мы не прикоснемся к нему ничем, способным к самовоспроизводству, пока не используем ретро-вирус Вольевой.