И некая идея начинает оформляться потихоньку… Собственно, а почему бы и нет? Так оно будет проще, рациональнее, удастся избежать массы лишних хлопот – ну, а денежки потом отобьются, никаких сомнений… На крайний случай, этому же «Империуму» и можно загнать… Ведь ничегошеньки не теряешь!
По лестнице затопотали неуверенные шаги, и вскоре на площадке возник Профессор. При первом взгляде на него Смолин определил, отчего тот так долго отсутствовал, – он, сукин кот, затарившись бормотухой, как минимум один сосудик там же и оприходовал, вон какое блаженство на роже, да и свежий перегар на гектар… Ладно, он пока что в должной кондиции, чтобы по всем правилам написать расписку насчет купли-продажи содержимого квартиры – с паспортными данными высоких договаривающихся сторон, чтобы потом комар носа не подточил…
В руке у Профессора была авоська (еще один раритет, собственно говоря). Вино в ней, и точно, имелось в достатке – аж пять бутылок чего-то ядовитого, того же свекольного цвета, с аляповатейшими этикетками. А вот «фрукты», о коих Профессор упоминал, были представлены всего-то парой яблок с побитыми боками. Смолин мимолетно умилился: ну и цены у них тут, если на жалкий полтешок можно этак вот затариться, пусть и жутчайшей гамыркой…
– Василий Яковлевич, мой благородный друг! – возопил Профессор, воздевая звякающую авоську на уровень плеча. – Прошу прощения за задержку, но я теперь всецело к вашим услугам! – он театрально отпрянул. – А кто это у нас тут? А это у нас акула рынка недвижимости месье Дюки́н…
– Шуткуете все… – с грустной покорностью судьбе сказал Степа.
– Ну отчего же, мой благородный дон? – пошатываясь, рявкнул Профессор. – Наоборот, исполнен самых что ни на есть комэрчэских стремлений. Мы, интеллигенты, тоже не лыком шиты в смысле капитализьму… Соточку приперли? Или опять будете меня к демпингу склонять?
– Да к какому еще демпингу… – уныло протянул Степа. – Семьдесят хотите, Виктор Никанорыч? Вот прямо сейчас. Больше не могу, хоть режьте, несуразная ж цена…
– Дело твое, Степушка, дело твое, – захохотал прямо-таки демонически Профессор. – Капитализьм – вещь безжалостная, ничего личного… Накатишь соточку – я прямо как есть, в шлепанцах к нотариусу пешком пойду… Усек? А теперь, если не намерен всерьез дела вести, изыди и подумай, мне с интеллигентным человеком нужно вести интеллектуальную беседу касаемо духовных ценностей… Понял?
Он похлопал удрученного риэлтора по плечу и протиснулся мимо него в квартиру, дернув прямиком на кухню. Слышно было, как он там со звоном выставляет бутылки на стол.
– Идите уж, Степа, – тихонько сказал Смолин. – Сами видите, с ним сейчас каши не сваришь… Мне с ним нужно обговорить насчет стариковских материалов, так что извиняйте…
– Да ладно… Только вы имейте в виду: если хотите по пьяной лавочке развести на скидки, не получится. Чем больше хлыщет, тем упрямей делается. Откуда что берется… Обычно они по пьянке добреют, а этот… – он глянул умоляюще: – Вы уж там, если что… Я б вам процентик, если он согласится на семьдесят… Ну максимум, семьдесят пять… А? Пятеру я этого бы вам… Ведь из-за этого придурка всё стоит, хотя дом, считайте, мой…
– Постараюсь что-нибудь сделать, – сказал Смолин.
– Визитку я вам дал? Звоните, если что…
Он вздохнул, печально махнул рукой и стал спускаться по лестнице с видом унылым и удрученным. Глянув ему вслед, Смолин пожал плечами: надо же, какие бизнес-страсти, оказывается, кипят и в захолустных райцентрах…
Когда он, заложив дверь на крючок, вернулся на кухню, Профессор уже лишил одну бутылку пластмассовой пробки, набулькал себе полный стакан, интеллигентно водрузил рядом помятое яблоко.
– Может, примете все же эликсирчику, дражайший Василий Яковлевич? – вопросил он.
– Нет, я все же воздержусь, – сказал Смолин. – И вас убедительно попросил бы на пару минут пренебречь кубком… Мы, как вы помните, сговаривались на десять тысяч?
Вмиг отставив стакан, Профессор уставился на него со сложным выражением лица:
– Ну да, именно. Ровно десять… за все, что в квартире. И ни гульденом менее.
Смолин вытащил бумажник, принялся извлекать из него сложенные пополам рыжеватые пятитысячные. Отсчитав двадцать две, сдвинул в сторону бутылки, яблоки, тарелку с засохшими пельменями. Принялся выстраивать из пятерок нечто напоминающее многолучевую звезду. Получилось где-то даже красиво.
Профессор, откровенно разинув рот, наблюдал за его дизайнерскими изысками с некоторой оторопью. Даже про бормотуху забыл. Смолин тщательно подровнял ассигнации, чтобы получившаяся фигура была и вовсе безукоризненной. Сказал небрежно:
– Сто десять тысяч, настоящими деньгами, имеющими хождение на всей территории…
Шумно сглотнув, Профессор спросил растерянно:
– А… зачем?
– Как это зачем? – усмехнулся Смолин. – Вы же собирались продавать квартиру Степе? Именно за сотню? Я ее покупаю. Сто за квартиру, десять – за все, что в ней. Сейчас мы с вами поедем к нотариусу и все оформим…
– С-серьезно?
– Абсолютно, – кивнул Смолин. – Вы уж только, я вас душевно умоляю, не пейте пока что… и рубашку какую-нибудь найдите, а то нотариус нас с порога наладит. Даже для провинции являться к нотариусу в таком вот неглиже э – чересчур, я думаю… Возьмем паспорт, документы на квартиру… У вас ведь все в порядке?
– Конечно… – Профессор наконец-то захлопнул рот, потом расплылся в хитренькой улыбке: – Коли уж такое дело, нужно поторговаться…
Смолин, склонившись к нему, взял за руку и самым дружески тоном произнес:
– Виктор Никанорович, я уже вижу, что человек вы деловой и оборотистый, но вот только со мной этих штучек не надо, ладно? Цена обозначена. Сто десять тысяч. И не увеличится ни на рубль, могу вам дать честное благородное слово. Либо вы соглашаетесь вот на это, – он кивнул на бумажную фигуру, – либо я преспокойно ухожу. Чует мое сердце, что сотню вам Степа ни за что не отстегнет… а за то, что находится в квартире, вы вообще в этом случае не получите ни копья. Ну кому это нужно кроме музея? У вас, конечно, музей есть свой, но они, голову могу прозакладывать, в деньгах стеснены чрезвычайно…
– Не то слово, – грустно признал Профессор. – Ноют, что бесплатно все бы забрали, а денег у них нет…
– Вот видите, – напористо продолжал Смолин. – За журавлем в небе погонитесь – реальные деньги упустите. Или-или. Засиделся я тут с вами… Говорю вам, сотню Степа не даст… а вот послать кого-нибудь, чтобы вам за несговорчивость по шее накостыляли, вполне может. Вы ж слышали краем уха, как такие дела делаются, что в мегаполисах, что в провинции?
Профессор понурился:
– А ведь может, акуленок…
– Вот видите, – сказал Смолин. – Лучших условий у вас все равно не предвидится… Так как?