– Мне нужно попудрить носик. – Она догнала Китайца на выходе из зала.
– Хорошо, – кивнул он, – я подожду тебя в машине.
Он неторопливо закурил и вышел на улицу.
Свет фонаря над входом в ресторан ярко освещал крыльцо, но уже в нескольких метрах от него было довольно темно.
Не любивший яркого света, Китаец остановился на границе освещенного полукруга. Он увидел, как стеклянная дверь ресторана открылась и на пороге показался здоровенный детина в светлых брюках и пиджаке, надетом на майку. Он покрутил бритой головой из стороны в сторону и, заметив Китайца, двинулся прямиком на него. Китаец был уверен, что никогда раньше не видел этого бугая, но мысль, что откуда-то он его знает, сама собой появилась у него. Парень шел уверенной развинченной походкой прямо на Танина, и было такое ощущение, что он просто-напросто сметет его со своего пути.
Китаец приготовился отразить атаку, хотя наблюдатель не заметил бы никаких изменений в его стойке. Впрочем, наблюдать за происходящим было некому. Ночная улица была пустынна – только несколько авто, включая «Массо» Китайца, были немыми свидетелями этой встречи.
В двух шагах от Танина верзила вдруг резко остановился и сунул руки в карманы пиджака. Владельцу пиджака было двадцать семь лет, но благодаря своим габаритам и обрюзгшей морде выглядел он гораздо старше. Нижнюю часть лица покрывала щетина недельной давности, заплывшие жиром глазки смотрели на Китайца немигающим акульим взглядом. Санитара морских глубин напоминал и хищный узкий рот, растянувшийся в ухмылке. Вообще, во всем его облике было что-то настолько неприятное, что Китаец внутренне поморщился. «Это же Диман», – понял наконец он, вспомнив, как его внешность охарактеризовала Татьяна Скороходова. Хотя появление этого отморозка было и не совсем кстати ввиду сложившейся ситуации, Танин решил использовать представившуюся возможность, чтобы внести раздор и разброд в стан врага.
– Ты, кажется, искал меня, фраер? – Голос Димана совершенно не вязался с его громадной фигурой. Правда, и голосом кастрата его нельзя было назвать, но высокие, почти визгливые нотки то и дело проскакивали в его фразах.
– С чего ты взял, дядя? – небрежно бросил Китаец, подняв голову, чтобы смотреть в глаза предполагаемому противнику.
Именно в глазах, а не в жестах или в позе можно прочитать все, что только еще собирается сделать враг. И тогда руки, ноги и вообще все тело, помня доведенные до совершенства приемы, отразят атаку. На этот раз, хотя свет падал на Димана со спины и глаз его Китаец не видел, он почувствовал, что тот только с виду грозный.
– Не крути, фраер. – Тонкоголосый угрожающе надвинулся на Танина. – Я тебе не курица, чтобы мозги мне еть.
– Скорее уж ты боевой петух, – усмехнулся Танин.
Эта фраза произвела на Димана эффект красной тряпки, которой машут перед быком. Надо сказать, что на зоне, да и в среде бандитов, даже ни разу не сидевших, петухами называют «опущенных». Ну а то, что он еще и «боевой», только усилило растущие в Димане гнев и ненависть. Хотя он был сам виноват, первым упомянув о птицах.
Он выдернул из кармана правую руку, и почти одновременно щелкнуло выкидное лезвие ножа, фиксируемое сильной пружиной. Диман резко, не замахиваясь, ткнул ножом Китайцу в живот.
Китаец быстро, но плавно сделал четверть оборота вокруг своей оси, пропуская руку, сжимавшую клинок, перехватил ее за запястье и ударил о колено.
Стальное лезвие звякнуло о бетонную плитку, и тут же взвыл от боли Диман, которому Танин завернул руку за спину.
– У, падла, больно, – почему-то вполголоса завопил тот, пытаясь левой рукой дотянуться до Китайца.
Чтобы утихомирить его, Танину пришлось заломить его руку почти до самой шеи.
Сдерживаясь из последних сил, чтобы не застонать, Диман затих.
– Вот так-то лучше, парниша, – слегка ослабив нажим, произнес Китаец, вынув изо рта свободной рукой сигарету и щелчком запустив ее на проезжую часть, по которой время от времени проезжали автомобили. – Тебя Диманом кличут?
– Диманом, – прохрипел тот. Было похоже, что сейчас он согласился бы на любое имя. – Чего тебе?
– Передай своему шефу, что я знаю, кто завалил Пашу, – прошептал ему в ухо Китаец. – Усек?
Диман молча кивнул.
– Пусти, больно же, – взмолился он через секунду.
– А ты не бросайся на прохожих с ножами, – насмешливо пожурил его Китаец.
– Не буду больше, – пообещал Грушин.
– Знаю, что врешь, – вздохнул Китаец. – Ну, черт с тобой, горбатого могила исправит.
«Могильная дверь затворилась за ним, уже и свирели уходят…» – процитировал он Бо Цзюй-и, отпуская руку Димана.
– Чего? – не понял тот, потирая руку.
– Это твоя эпитафия, – усмехнулся Китаец и пошел к джипу. – Ну, пока.
– Эй, погоди-ка, – озадаченно окликнул его Грушин, – как тебя найти, если что?
– А ты оставь адресок, я сам вас найду, – остановился Танин.
– Вот телефон. – Грушин нацарапал на блокнотном листке несколько цифр и протянул Танину. – Спросишь меня или Николая.
– Это твой шеф? – уточнил Танин.
– Угу, – угрюмо кивнул Грушин, сел в красную «БМВ», стоявшую прямо перед входом в ресторан, и, развернувшись, укатил.
Танин устроился за рулем «Массо», терпеливо наблюдая за выходящими из ресторана клиентами.
Наконец появилась Яна. Стуча каблуками по плитке, она быстро приблизилась к джипу, и Китайцу пришлось снова выходить, чтобы помочь ей забраться в машину.
– Я не слишком долго? – улыбнулась она.
– Нет. – Танин запустил двигатель и тронул машину с места. – Я только успел переброситься парой фраз с одним знакомым.
– Что-то я никого не видела. – Яна недоверчиво скосила глаза на Танина.
– А он очень быстрый парень, сел в тачку, только его и видели.
– Иногда я не понимаю, шутишь ты или говоришь серьезно.
– Куда мы едем? – Китаец повернулся к Яне.
– Домой. – Она назвала адрес. – Что-то я сегодня очень устала.
– И где у нас дом?
Яна объяснила ему, как доехать. Они снова закурили.
– Можно тебе задать вопрос? – Китаец лукаво улыбнулся.
Яна снисходительно кивнула.
– Что ты собиралась делать с обещанными тебе Пашей деньгами? Он что-то говорил о Гавайях…
– Навряд ли я уехала бы туда, – растянула рот в невеселой усмешке Яна, – да и вопрос весьма гипотетический. Вижу, твое любопытство не ограничивается твоей работой.
– И все-таки, что бы ты с ними сделала?
– Сиротам отдала, – разразилась судорожно-ненатуральным смехом Яна.