– Алкоголь есть? – вопросил Гонзиц, непринужденно располагаясь в свободном кресле, но сумку пока что не открывая.
Смолин кивнул головой Шварцу. Тот моментально извлек из стола едва початую бутылку коньячку, а Смолин выставил антикварный кидушный стаканчик и выложил пару шоколадок, разведя руками:
– Чем богаты… Мы-то за рулями…
Старательно наполнив стаканчик до краев, археолог опростал его одним глотком, повертел:
– Опять старого жида ограбил?
– Па-апрашу в моем присутствии без антисемитизма, – сказал Смолин, ухмыляясь. – Будучи, как ты помнишь, евреем…
– А, ну да, я и запамятовал… – Гонзиц наплескал себе еще, на сей раз половиночку. – Что, еще одна рюмочка приплыла?
– Да нет, из старых запасов, – сказал Смолин.
С этими серебряными стаканчиками, как иногда случается, получилась чистая комедия. Как неоднократно подчеркивалось, невозможно знать всё. Добрых лет двадцать в антикварном мире кружили эти серебряные чарочки с чернеными изображениями каких-то странноватых зданий – и их простодушно полагали обычными чарками, не особенно и хорошей работы (клейма третьеразрядных мастеров, многие из них даже в справочниках не значатся или обозначены там как «неизвестные»). А потом в одном из новых антикварных журналов бабахнула статья с цветными фотографиями – и вскинулся антикварный народ, словно получив шилом пониже спины. Оказалось, зовется эта синагогальная утварь «кидушными стаканчиками» и в заграницах ценится чрезвычайно. Вот тут вот всякий и вспомнил, сколько этих самых «стопочек» он продал за последние годы по относительно бросовой цене. В закромах отыскалось кое-что, правда – у кого парочка, у кого с полдюжины. Но все равно, если вспомнить, сколько их прошло, принеся прибыли процентов пятьдесят – в то время как, оказалось, взять можно было все пятьсот—шестьсот.
– Что лыбишься? – поинтересовался Смолин. – Али поразить чем хочешь, подземный умный крот?
– А чего ж не поразить-то… Местечко расчисть. Нет, поширше давай… Нервы крепкие? – Гонзиц, разделавшись с налитым, поднял оба указательных пальца. – Вот вам Стивен Кинг шантарского образца…
Он опустил обе руки в сумку, необычайно бережно поднял завернутый в белую тряпку округлый предмет, поставил его на стол и с рассчитанной медлительностью освободил от холстинки.
Шварц эмоционально матернулся. Смолин придвинулся поближе к столу, присмотрелся. На холстинке покоился бело-желтый человеческий череп без нижней челюсти и доброй половины верхних зубов. В затылке, на левой стороне красовалось штук семь квадратных отверстий, в правом виске был пролом определенно древнего происхождения. Гонзиц, легонько похлопывая черепушку по затылку, смотрел на присутствующих прямо-таки с гордостью.
– Ладно, – сказал Смолин. – Я заранее понимаю, что передо мной нечто из ряда вон выходящее – иначе б ты не пер этого жмура за полтыщи верст… Просвещай темных, наука…
– Докладываю, – сказал Гонзиц. – Классическое скифье. Покойный товарищ был, несомненно, если не вождем – а я все же полагаю, что вождем, и намерен незамедлительно это обосновать, – то как минимум нешуточным богатырем наподобие скифского Илюхи Муромца…
– И из чего это вытекает? – осведомился Смолин, приглядываясь к дырам в черепушке. Было в них нечто знакомое…
– Из того, как его убивали, – сказал Гонзиц наставительным тоном профессионала. – Сначала его шарахнули в висок чем-то вроде палицы, отсюда и пролом, и он грянулся с коня…
– А почему не просто упал, будучи пешим?
– Посмотри сюда, – сказал Гонзиц, прикасаясь указательным пальцем к обширному участку кости над левым глазом. – Как напильником стесано, а? Пеший убитый, падая, настолько не повредил бы череп, он должен был упасть с высоты, то есть, сто процентов, с коня… скелет, кстати, тоже был характерно поломан – с коня, с коня, никаких сомнений… Вот. А потом его, уже мертвого, человек с полдюжины старательно приложили чеканами. Ритуал такой был. Богатыря или вождя именно так и полагалось после смерти «чествовать» – чтобы каждый отметился старательно…
Выдвинув ящик, Смолин достал небольшой скифский чекан в зеленой окиси, держа его двумя пальцами, примерился острием ромбического сечения к одной из дырок – ну да, чрезвычайно похоже. Чеканы у тех были явно побольше – но их не бывает двух одинаковых…
– Вот только потом соплеменники вождя определенно отбили, увезли домой и похоронили честь по чести, – продолжал Гонзиц. – Потому что погребение я раскопал полное: череп от скелета не отделен, вещичек имелось предостаточно. Если бы его захапало в качестве добычи то самое вражье, что вождя замочило, в земле лежал бы только череп. Я ж тебе рассказывал, давно тому…
– Помню, как же, – кивнул Смолин. – У скифов такие вот заслуженные черепушки полагалось оберегами ставить, а?
– Совершенно верно. Чтоб сторожил жилье и приносил счастье, удачу и все такое прочее…
Шварц раскатисто захохотал.
– Чего смешного? – недовольно покосился Гонзиц. – Наукой, детинушка, это установлено достоверно…
– Да я и не сомневаюсь, – сказал Шварц, все еще фыркая. – Я себе это представил в переводе на день нынешний: стоит у Яковлевича в красном углу черепушка Кащея с надлежащим проломом… Оберегает старательно и бизнес, и жилье…
– Ага, вот именно, – сказал Смолин. – А где-то – черепушка Березовского с ледорубчиком в затылке, помалкивает себе, только смотрит загадочно… Вообще-то…
Он отвлекся, расслышав знакомую мелодию, свидетельствовавшую, что на «секретную» трубку пришло сообщение. Нажал кнопки, прочитал. Удивленно поднял брови, какое-то время раздумывал, потом отложил телефон, все еще хмурясь.
Гонзиц тем времени выкладывал на стол, располагая в живописной икебане вокруг черепа, массу интересных предметов: широкий незамкнутый обруч, здоровенный чекан с плоским набалдашником для нижней части древка, бляхи в виде животных, подвески-конусы (целую пригоршню), непонятные диски, еще какие-то продолговатые штучки – все потемневшее, почти черное, в пятнах зеленой окиси, кое-где являвшей собою толстую корку. Просверленные клыки, то ли медвежьи, то ли кабарожьи, тусклые висюльки, явно золотые, разноцветные плоские кругляшки, раковины каури с дырочками – надо полагать, когда-то это было ожерелье, жилы, использовавшиеся тогда в качестве основы, давным-давно сгнили, а все остальное сохранилось…
– Вот, извольте, – сказал Гонзиц, выложив последний предмет – тронутый ржавчиной металлический кинжал. – Все, что имелось при покойничке. Только сразу предупреждаю, Вася – цена будет неслабая. Тут, как-никак, полное погребение. Ученый мир подобными черепами располагает давненько, а вот в антикварке они до сих пор что-то не попадались…
– Не спорю, – сказал Смолин чуточку отстраненно. – Кто б тут спорил, аргументы и факты налицо…
– Так что – пара тысяч баксов, как с куста…