– Все молчим тихо, – предупредил я, напрягшись. Эта серия номеров вся зарезервирована за федеральными службами, если я вдруг перепутал пару цифр…
– Федеральный реестр предприятий, статистический отдел… Валя? Валя Зорин?!
– Он самый, – смущенно улыбнулся я. – Привет, Танюш. Как поживает ваша картотека?
– Отлично! – Танечка Слямзина поправила пергидрольную прядку и скосила взгляд на собственное отражение в зеркале. Я бы сказал, что к ее зеленоватым щечкам прическа «а-ля Галадриэль в молодости» подходила не больше, чем потеки радужной эльфийской пудры под глазами, но критиковать внешность гоблинки у меня храбрости не хватало. Кроме того, сердечной доброты у моей бывшей сокурсницы хватало на три батальона эльфийских красавиц. – Ты бы лучше про детей спросил, ирод!
– И как твои оба? – послушно спросил я.
– Мои трое, – победно поправила гоблинка, – великолепно.
– Поздравляю, – искренне вставил я.
– Так что тебе надо? Опять справку вне очереди?
Я покачал головой.
– Хуже. Ты сможешь выяснить для меня кое-что… не проводя по документам?
– Валя! – вскричала Танечка. – Ты никак решил заняться частным промыслом? Нет, не отвечай! Не желаю знать! Что тебе надо, конспиратор?
– Меня интересует охранное агентство «Эфа», – ответил я. – Физический адрес…
– Не надо, – отмахнулась гоблинка. – Если название указано правильно, бесы найдут.
– А еще… не фигурирует ли где в качестве учредителя или акционера некто Дмитрий Никитич Карлин, – добавил я, спохватившись.
Таня подозрительно глянула на меня.
– Но ты понимаешь, Валя – конфиденциальных данных…
– Ни в коем случае! – Я замахал руками. – Только общедоступные. Главное, поскорее… И посмотри, где еще проходит руководство этой «Эфы».
– Четверть часа тебя устроит? – хитро прищурилась гоблинка.
– Быстро, – с одобрением заметил я. – Что, запросов мало?
– Нет, нам базу данных обновили, – объяснила Танечка. – Раньше у нас какие-то азиатские бесы стояли, чуть ли не с самой Явы, а теперь – конкретный такой малый дельфийский оракул. – Она вздохнула. – Только лавром паленым очень несет, и девочкам аполлоны всякие по углам мерещатся…
– Тогда я перезвоню. – Я взмахом руки стер изображение с зеркала, и опять оказался нос к носу с собственной унылой физиономией.
– У вас довольно обширные знакомства, брат Зорин, – заметил Серов не то одобрительно, не то насмешливо.
– Крутимся помаленьку. – Я пожал плечами. – А чем вы там, собственно, заняты, брат?
– Да… – Киллер-аквариумист покраснел. – Увлекся… думал, как тут взаправду аквариумы расставить.
Мы впятером (включая Македонского) посмотрели на него, как на идиота.
За время ожидания я успел выяснить через справочную еще несколько телефонов. Номер статистического отдела я набирал с некоторым трепетом.
– А, опять ты, сукин сын! – жизнерадостно приветствовала меня Танечка, продолжая наводить марафет. – Записывай.
Я взял перо наизготовку.
– Охранное агентство «Эфа». Адрес регистрации…
– Пока не надо, – перебил я.
– Закрытое акционерное общество, исполнительный директор – Кормильцев Илья Борисович.
– Замечательно, – пробормотал я. – А владельцы у этих акций есть?
– Ну… – неопределенно протянула Танюша.
– Хотя бы примерно! – взмолился я.
– Оэларион Гиладрелиен, – начала было гоблинка, но я прервал ее:
– Спасибо, хватит. А сколько акций принадлежит Кормильцеву?
– Нисколько, – пожала плечами Танечка. – Лицо, ограниченно дееспособное.
Я придержал челюсть.
– А Карлин? – Голосовые связки мои сработали независимо от мозга.
Оказалось, что Дмитрий Никитич является мелким акционером нескольких предприятий кленовского концерна. Ситуация прояснялась: таким способом наши олигархи часто поощряют сговорчивых чиновников.
– Спасибо, Танюш. Бывай.
– С тебя шампанское, – напомнила моя бывшая сокурсница. – Восьмая бутылка.
– А что значит «ограниченно дееспособное лицо»? – наивно поинтересовалась Марина Валевич, когда зеркало потемнело. – Дебил?
– Нет, милая, – проронил Серов в наступившей тишине. – Боюсь, что гораздо хуже.
– Юридически недееспособными, – объяснил я, – считаются не только идиоты и безумцы, но и все, кто не может отвечать за свои действия, или быть привлеченными к ответственности за них. Это нечисть и нежить.
– А если учесть имя и прозвище господина Кормильцева… – вставил Шарапов.
Я кивнул.
– Да. Он, скорей всего, вампир.
Следующим в моем списке стоял Карлин – как мне удалось выяснить без особых сложностей, лицо высокопоставленное: помощник губернатора Долина. Поэтому на месте его не оказалось. Миленькая остроухая секретарша прощебетала, что Дмитрий Никитич будет после обеда. А это значило, что расспросить его мы сможем не раньше, чем через пару часов.
Время ожидания мы провели безо всякой пользы – в спорах, где истина, против общепринятого, не рождается. Рождались и рушились схемы изощреннейших заговоров против людей, эльфов, государства российского и злокозненных конкурентов. Я бы предпочел следовать заветам Исаака Ньютона и не измышлять гипотез – великий теолог и чародей оставил потомкам немало полезного, но этот принцип я бы назвал главным, особенно в благочинской работе. Однако же спорщики поминутно интересовались моим мнением, так что я ахнуть не успел, как с пеной у рта доказывал, что серкелуин не могут быть связаны с госбезопасностью никаким боком: во-первых, из абсолютного презрения ко всем человеческим институтам, а во-вторых, потому что ни один человек в своем уме не станет связываться с эльфами-террористами. Не питая особенных иллюзий в отношении бывших инквизиторов (после брата Городницкого – трудновато), я все же полагал, что с головой у них все в порядке.
Поначалу мы переругивались вполголоса, опасаясь привлечь внимание, но потом незаметно осмелели, и под освященными некогда сводами гуляло эхо. К обеду мы настолько уже одерзели, что я отправился в офис напротив поинтересоваться, как в здешних пенатах насчет пожрать.
Секретарша посмотрела на меня странно, но сообщила, что в подвале находится бывшая институтская столовая, а ныне – кафетерий «Синяя птица», излюбленный сотрудниками обретавшихся в здании фирм и фирмочек. Так что ежели у господ аквариумистов возникнет желание…
Желание было. Мы скатились по лестнице не хуже отпущенных с урока семинаристов, и уперлись в негостеприимно закрытые двери столовой, откуда тянуло перекаленым жиром и ароматным, но невкусным кофе из кофеварки.