Кроме того последнего раза… Он не заслужил жизни — его должны были убить. Но Мэйр дала ему жеод, сказав, что за последнюю неделю нашла два. И только после возвращения наверх он обнаружил, что она солгала. На следующий день ее забили до смерти. Прямо у него на глазах.
В ту ночь Кельсер прорвался, вошел в силу рожденного туманом. А следующей ночью умерли многие.
Очень многие.
«Выживший в Хатсине. Человек, которому не следовало жить. Даже увидев ее смерть, я не смог понять, предала она меня или нет. Вручила ли она мне тот жеод из любви? Или ее подтолкнуло чувство вины передо мной?»
Нет, Кельсер не видел в пещерах никакой красоты. Многие сходили с ума в Ямах, не вынеся тесных замкнутых пространств. С Кельсером такого не случилось. Однако он знал, что какие бы красоты ни таили в себе подземные лабиринты, как бы ни были прекрасны скрытые в них кристаллы и камни, ему никогда не станет близким все это. После смерти Мэйр — никогда.
«Не хочу больше думать об этом», — решил Кельсер.
Вокруг как будто стало темнее. Кельсер посмотрел на Хэма.
— Ладно, идем дальше. Скажи, о чем ты думаешь?
— Честно? — с неожиданным жаром спросил Хэм.
— Конечно, — удивленно ответил Кельсер.
— Хорошо. Меня в последнее время мучает один вопрос: отличаются ли на самом деле скаа от знатных людей?
— Само собой, отличаются, — насмешливо бросил Кельсер. — У аристократов есть деньги и земли. У скаа нет ничего.
— Я не об этом… я имею в виду физические различия. Ты ведь знаешь, что твердят поручители?
Кельсер кивнул.
— А правда ли это? Я хочу сказать, у скаа ведь всегда множество детишек, а у знати, я слышал, с этим проблемы. Нам говорят, что дело в равновесии. То есть предполагается, что так задумал лорд-правитель, чтобы знатных людей не стало слишком много, а количество скаа, напротив, не уменьшилось. Чтобы они, несмотря на постоянные побои и убийства, всегда могли выращивать достаточно еды и работать на заводах и фабриках.
— Лично я всегда рассматривал это как пустую болтовню братства, — искренне сказал Кельсер.
— Но мне приходилось видеть женщин-скаа, родивших больше десятка детишек, и при том я не могу назвать ни единой знатной семьи, где родилось бы больше трех наследников.
— Это просто традиция.
— А разница в росте? Не зря же говорят, что отличить скаа от знатного человека можно даже по внешнему виду. Большинство скаа низкорослы, а высокие, наверное, только полукровки.
— Я думаю, дело в питании. Скаа никогда не едят досыта.
— А что ты скажешь об алломантии?
Кельсер нахмурился.
— Вот видишь? Тебе придется признать, что физические различия все-таки есть, — заявил Хэм. — Скаа не может стать туманщиком, этот дар проявляется только у тех, у кого в предках был знатный человек не дальше пятого колена.
Это действительно обстояло так, тут спорить не приходилось.
— Скаа и думают иначе, чем знатные люди, — продолжал Хэм. — Даже наши солдаты весьма робки, а ведь мы отбирали храбрейших! Йеден прав насчет большинства скаа — они никогда не станут мятежниками. Вот я и думаю… а что, если между нами действительно есть серьезные различия? Что, если аристократы имеют право властвовать над нами?
Кельсер замер на месте.
— Ты не можешь всерьез так думать.
Хэм тоже остановился.
— Ну не знаю… наверное, не могу. Но я все равно об этом размышляю. Лорды владеют алломантией, правильно? Может, так и задумано, чтобы они стояли у власти?
— Кем задумано? Лордом-правителем?
Хэм пожал плечами.
— Нет, Хэм, — серьезно сказал Кельсер. — Это неправда. Я знаю, такое трудно понять… все это длится слишком долго, но в жизни скаа есть что-то по-настоящему неправильное. И ты должен в это поверить.
Хэм немного помолчал, потом наконец кивнул.
— Пойдем, — вздохнул Кельсер. — Я хочу увидеть третий выход.
Неделя тянулась долго. Кельсер инспектировал войско, проверял, как обучают солдат, как кормят, какое у них оружие, как ведется разведка и охрана подходов к пещерам, и так далее. Но главное — он разговаривал с людьми. Он хвалил и ободрял их и частенько использовал алломантию на глазах у всех.
Многие скаа слышали об алломантии, но на самом деле не знали, что это такое. Знатные туманщики редко пользовались силой в присутствии посторонних, а полукровки были и того осторожнее. Обычные скаа, даже столичные, понятия не имели, что значит «толкать» металлы или «притягивать» их. И когда они видели, как Кельсер парит в воздухе или сражается с небывалой силой, то воспринимали это как некое «алломантическое волшебство». Кельсер ничего не имел против.
Однако всю эту хлопотливую неделю он то и дело вспоминал разговор с Хэмом.
«Да как он вообще может считать скаа низшими существами?» — думал Кельсер, сидя во время обеда за отдельным столом и ковыряясь в тарелке.
Центральная пещера была достаточно велика, чтобы вместить армию из семи тысяч человек, хотя многие сидели в боковых нишах и туннелях. Стол Кельсера установили в глубине пещеры, на каменном выступе.
«Наверное, я принимаю это слишком близко к сердцу».
Хэм вообще склонен был размышлять о вещах, к которым ни один разумный человек не относился серьезно. К тому же данная тема представляла собой чисто философский, теоретический интерес.
Хэм, похоже, и сам забыл о своих недавних опасениях. Он смеялся, болтая с Йеденом, и живо расправлялся с едой.
Что же касается Йедена, то тощий главарь мятежников выглядел вполне довольным своим генеральским мундиром и всю неделю серьезно обсуждал с Хэмом будущую стратегию военных действий. Свои новые обязанности он принял естественно и легко.
Вообще Кельсер, похоже, оказался единственным, кто не радовался пиру. Ужин приготовили из привезенных продуктов, и хотя он был весьма скромным по меркам аристократов, многие скаа никогда в жизни ничего подобного не пробовали. Солдаты шумно обсуждали еду и наслаждались небольшими порциями эля.
Кельсера не оставляла тревога. Что думают его солдаты о целях, за которые им предстоит сражаться? Им явно нравилось учиться военному делу, но, возможно, гораздо больше им нравилась сытная ежедневная кормежка. Верят ли они, что действительно способны разрушить Последнюю империю? Считают ли они себя хуже аристократов?
Кельсер угадывал их потаенные чувства. Многие уже осознали грозящую им опасность, и лишь строгость командиров удерживала их от бегства. Они с жаром спорили о приемах боя, они ни слова не говорили о главном — о захвате дворца лорда-правителя, о сражении с гарнизоном Лютадели…
«Наверное, они не надеются на успех, — думал Кельсер. — Им необходима уверенность. Начало, конечно, положено слухами обо мне, но…»