А Иллиене открывался мир по ту сторону стоячих камней.
– Альик… Странное имя. Почему не нравилось?
– Не знаю даже. – Он по привычке пожал плечами, хотя она не могла видеть этот жест. – Не нравилось, и все. Маленький был, глупый.
– Маленькие… должны слушать старших.
– Наверное. Я хотел, – он попытался подыскать эвейнское выражение, аналогичное русскому «сам себе на уме», – быть шатуном.
– Маленький…
– Маленьким быть плохо, – сказал он вроде бы небрежно, а все равно вышло, словно пожаловался. – Никто не принимает всерьез.
– Маленькие… должны слушать старших.
– Ну да. И быть как все. Ходить строем, петь хором, слушать, разинув рот, сказки про самого доброго на свете ежика – а я не хотел быть таким, как все.
– Ходить строем? Как? Маленькие… дети бегают, играют… слушают старших.
– Наших маленьких, – вздохнул Алекс, – родители отводят в специальные места, называемые «детский сад». Там детей учат спать по приказу, ходить парами друг за другом, любить дедушку Ленина и… слушать старших. Всегда и во всем слушать старших.
На миг он вспомнил яркий, солнечный осенний день, желтые россыпи листьев на асфальте и теплый ветер, что лениво носит их от кучи к куче. А маленький мальчик…
– Я не хочу спать!
– Это тихий час, – в который уже раз устало повторяет отец. – Все дети должны спать.
– Но я не хочу!
– Это нужно.
– Зачем это нужно? Я не хочу спать!
– Не всегда можно делать все, что хочется.
– Но я все равно не сплю. Я ворочаюсь, скриплю кроватью, мешаю другим.
– Лежи тихо.
– Я не могу тихо! Я хочу бегать! Почему нельзя пустить меня во двор? Там я никому не буду мешать.
– В тихий час дети должны спать, – снова повторяет отец. – Так решили умные дяди и тети, которые лучше знают, что нужно маленьким детям.
– Кто-то лучше меня знает, что нужно мне? А почему я не знаю их?
– Они знают, что нужно маленьким детям. Всем детям.
– Дети разные. Мальчики и девочки. Им нужно разное. Мне не нравится…
Отец тяжело вздыхает.
– Они знают, что нужно всем детям, – говорит он. – Всем мальчикам и всем девочкам.
– Я – не все! – кричит мальчик. – Я не хочу быть – все! Я не буду спать! Все равно не буду спать!
* * *
Впереди сквозь деревья забрезжил свет.
Тварь, до сих пор просто механически переставлявшая ноги, подняла голову.
Там, впереди, были люди. Много людей. Живых.
При этой мысли рот твари распахнулся, и застоявшийся воздух с шипением вырвался из легких.
Много людей и нет огня. Это хорошо. Плохо, когда огня много. Тварь оскалилась, вспомнив летящий в нее факел, от которого она с трудом сумела уклониться. Огонь – это смерть, а ей не хотелось умирать снова.
Свет впереди погас так же внезапно, как и вспыхнул. Но направление она запомнила.
Еще впереди было много железа. Очень много. Тварь могла ощущать такие вещи, правда, внимания на них она обычно не обращала. Ее гораздо больше волновала живая плоть.
Свет возникал еще два раза, пока она продиралась через заросли. Очень яркий луч, способный ослепить любого, кто пользуется глазами. Будь тварь поумнее, ее бы это насторожило. Но эта тварь и при жизни-то не отличалась интеллектом. Поэтому ее не встревожил ни луч прожектора, ни перепаханная земля, напичканная металлом.
Что-то оглушительно хлопнуло под правой ногой – и сразу же завыло впереди. На замешкавшейся твари сошлись лучи сразу двух прожекторов.
– Стоять на месте! – взревел усиленный мегафоном голос.
Тварь попыталась подняться, неуклюже опираясь на лишившуюся ступни правую ногу. Боли она не испытывала, но была озадачена. Как могла такая маленькая ловушка причинить ей столько повреждений? Надо быть осторожнее.
– Стоять на месте! – продолжал надрываться голос. – Руки вверх…
Продемонстрировать более глубокие познания эвейнского ему не дали. Один из часовых наконец сообразил, что именно он видит в десятикратный прицел крупнокалиберного НСВ, и, надавив спуск, держал его еще долго после того, как последняя дымящаяся гильза со звоном шлепнулась в кучу своих товарок.
Тварь даже не успела ничего понять. Впереди вспыхнул жаркий – жарче, чем она когда-либо видела, – мотылек огня, и рой пуль буквально размазал ее по склону.
Спустя час заспанные саперы, зевая и поминутно сверяясь со схемой минного поля, прометали безопасную тропу к ее останкам.
– Ну и? – осведомился комбат, скептически разглядывая перепаханный пулями участок. – Что это было?
– Щас посмотрим, – отозвался щеголявший новенькими капитанскими погонами Переверзнев, осторожно тыкая палкой в полусгнившую кисть.
– Черт, воняет-то как! – поморщился гэбэшный капитан Володин, замещавший временно отбывшего в старый лагерь Кобзева. – Они что, всегда так воняют?
– Всегда-то всегда, – озадаченно сказал Переверзнев, – но не сразу.
– Б…, да этому чучелу месяца три! – рявкнул комбат. – И вы, б…, хотите сказать, что оно, б…, само сюда пришло? Вот так взяло, выкопалось и приперлось?
– Логичнее было бы предположить, – начал осторожный Володин, – что мы имеем дело с хитроумной провокацией эвейнских феодалов. Сильный маг-движитель, в смысле, телекинетик – кстати, именно такой родовой дар у владетелей Бхаалейна – вполне мог бы управлять движениями подобной… куклы.
– А хули оно им надо?
– Возможно, таким способом они хотели разведать систему обороны базы? – пожал плечами Володин. – И вообще… посмотреть на нашу реакцию.
– Завтра договорюсь с Вяземским, чтобы тот еще раз заградогонь просчитал, – заметил комбат.
– А может, тут и впрямь живые покойники шляются? – озабоченно сказал Переверзнев. – С этим х… колдовством во что хочешь поверишь. Такая тварь… мы пулеметчика втроем еле-еле оторвали. До сих пор трясется.
– Надо будет к нему нашего психолога направить, – сказал Володин. – Пусть успокоит… соврет там чего-нибудь… ну, вышла из лесу местная горилла, а тебе ночью спросонок чудо-юдо привиделось. И, кстати, личному составу тоже чего-нибудь в этом роде скормить. Незачем людей зря пугать.
– А с этим, – комбат пнул зиявший пустыми глазницами череп с остатками скальпа, – что делать? Так оставлять нельзя. Даже до утра.
– Прикажите саперам, чтобы на брезент собрали – и в лабораторию, – распорядился Володин. – А я потом с ними… поговорю.
– Ну, хорошо, – неуверенно проговорил Переверзнев. – Допустим, сейчас мы это дело замнем. А если оно такое еще раз полезет? Что тогда?