Разумеется, он быстро устранил этот досадный промах.
Вообще же стрельба была у Влада чем то вроде мучительного зуда: пострелял, попортил потолок и стены и на время успокоился, чтобы через некоторое время снова судорожно схватить в руки любимую игрушку.
Вот и сейчас он не глядя выстрелил в свеженький портрет Геннадия Андреевича Зюганова, содранный непосредственно из Interneta, а потом, чтобы не обидеть вымирающий коммунистический электорат — старикам везде у нас почет все-таки, — выпалил прямо в сытую физиономию Анатолия Борисовича Чубайса, позаимствованную оттуда же.
Умиротворив оба крыла политического Змея Горыныча, он отстрелил переднюю левую ножку юного таракана, опрометчиво пробежавшего в пределах досягаемости пистолетного выстрела, и через минуту заснул сном праведника из «Жития преподобных старцев Киево-Печерской лавры».
…После этих событий, попеременно то веселых, то печальных, прошло два дня.
Влад безвылазно сидел дома, ведя самый что ни на есть обломовский образ жизни, то валяясь на диване с «мухобойкой» (то есть все с тем же пневматическим пистолетом) в руках, то азартно глядя футбол по НТВ+, не менее азартно порой засыпая на середине матча.
Впрочем, матч Лиги чемпионов «Реал» — «Динамо»(Киев) он, как и всякий уважающий себя поклонник футбола, посмотрел на одном дыхании и по окончании матча, увенчавшегося боевой ничьей, тут же выпалил из «мухобойки» в висящий на стене плакат с изображением мадридской команды, угодив точно в лоб Предрага Миятовича, забившего в ворота Киева злополучный гол со штрафного.
Если футбола не было, он смотрел хоккей или баскетбол, но тут процент засыпаемости был куда выше. Во время, свободное от сомнамбулического просмотра спортивных действ, он лазал по Интернету и периодически сбрасывал на принтер новый материал для мишеней.
К несчастью, у него не было такого преданного слуги Захара, который скрашивал жизнь Илье Ильичу Обломову, и потому питался он одними консервантами быстрого приготовления, а о потреблении свежего хлеба или молочных продуктов речь вообще не заходила, потому что за ними следовало идти в магазин.
Единственное, что омрачало это идиллическое существование прямо-таки в лучших традициях Горация, это мысль об Илье.
Два дня без звонка и без визита — это было довольно необычно для общительного брата. Периодически вкрадывались дурные подозрения, выплывали и смыкались вокруг смутной фигуры, в которой он узнавал Наташу.., не хотелось копаться в себе, ища ответы на поднимающиеся в груди вопросы, разрозненные протестующие голоса, и он в очередной раз выпускал пневматическую пульку в потолок, откуда ласково улыбался любимый вождь и учитель В.И. Ленин.
На третий день он решил съездить к Илье и проверить, в чем же дело. Ильи дома не оказалось, хотя по всем прикидкам нормальный человек в семь часов утра должен быть дома. Зато когда он приехал домой, его ждало послание на автоответчике.
Нет, это был не Илья. Незнакомый мужской голос спокойно произнес:
— Владимир Антонович, мне жаль, что я не застал вас дома. Но я очень хотел бы надеяться, что вы откликнетесь на мое предложение и приедете сегодня к трем часам дня в центральный офис модельного агентства «Сапфо». Вас будут ждать. Заранее благодарен.
Если говорить откровенно, его ничуть не встревожило отсутствие Ильи. Подозрение, что брат просто обиделся на то, как Влад поступил с его девушкой, окрепло и выкристаллизовалось в твердую уверенность.
Модельное агентство «Сапфо» он тоже знал, равно как и слыхал о его владельце господине Гапоненкове. Влад никогда не видел и не слыхал его голоса, но почти на сто процентов мог утверждать, что его услуги потребовались именно хозяину самого солидного заведения подобного рода в городе.
Репутация «Сапфо» не была замутнена даже слухами касательно обычных в подобного профиля фирмах. Проще говоря, ударницы ночного фронта, призванные «скрасить досуг состоятельным господам», как о том велеречиво повествуется в невинных объявлениях в прессе — так вот, эти милые дамы не имели к «Сапфо» никакого отношения. Равно как справедлива и обратная последовательность — модели Гапоненкова еще ни разу не были пойманы за руку в вопросе проституции, пусть даже элитной.
Знаток древнегреческой литературы, конечно, мог бы ехидно заметить, что красавицы «Сапфо» и не нуждались в этом, благо давшая их фирме свое имя античная поэтесса была равнодушна к мужчинам. Остров Лесбос, знаете ли.
— Ну что ж, посмотрим, чего это ради решил связаться со мной беспорочный господин Гапоненков, — пробормотал Влад, укладываясь на диван с предусмотрительно закупленным пивом, — глядишь, и моделькудаст погонять. Если, конечно, я не ошибаюсь и желание встретиться изъявил именно он…
* * *
«Рисковый человек все-таки этот коллекционер моделей, или кто он там. Не пиццу все-таки в ресторане заказывал, знает, на что идет. И вызывать непосредственно к себе на работу — это надо быть уверенным и в себе, и во мне. А вот это уже куда интереснее. Откуда он меня знает и кто меня ему рекомендовал?»
Так рассуждал Владимир, следуя в своем многострадальном «БМВ» к назначенному месту.
Он припарковал машину чуть поодаль от блистающего тонированным стеклом, серым мрамором и зеркалами здания, над широкой парадной лестницей которого, несмотря на дневное время и довольно-таки яркий свет молодого мартовского солнца, неистово горели алые неоновые буквы, складывающиеся в слово «Sappho».
Он вышел из машины — высокий, в черном полупальто, по-весеннему распахнутом на груди и открывающем строгий темно-серый пиджак полувоенного покроя типа «френч», с некоторых пор вошедший в моду среди молодежи. Поймал свое отражение в зеркалах парадного входа и подумал, что так нельзя, что он слишком заметный для своей, скажем так, не совсем еще легальной профессии.
Хотя все идет к тому.
Глупости, брат, никогда ты не сможешь забиться в свою норку и только изредка выглядывать оттуда, жить коротко, блекло и незаметно, урывками от одного всплеска судьбы до другого.
Для этого бог не имел права давать тебе душу лицедея, душу актера, любящего заигрываться, захлебываться своей самоцельной игрой даже на рубеже смертоносного разлома.
Хотя всю свою жизнь ты пытался преодолеть свою великолепную позерскую — и в лучшем, и в худшем смысле этого слова — индивидуальность. Столько крови, столько боли, столько труда.
Тщетно.
От стены отделился маленький лысоватый человечек с неподвижными серенькими глазками и тронул его за рукав.
— Господин Свиридов?
Влад пристально взглянул на него, почему-то смутно припомнив другое, похожее на это невыразительное, блинчиком, лицо.
Лицо ректора академии. Да, он чем-то похож на знаменитого генерала ГРУ. Вот именно так, а не как ты, Влад, — словно какой-нибудь там Джон Траволта вышел на прогулку порисоваться — должен выглядеть настоящий убийца.