Свиридов повернул голову. В кухню бесшумно вошла Наташа и привычно чмокнула мужа в щеку холодным утренним поцелуем. Он был тем более холоден, что не было никакого утра, за окном накипали сумерки, кот на ветке заснул, а жирная собака прикорнула к ноге своей задремавшей на лавке хозяйки и лениво дергала хвостом. Родственник пса, верзила-телохранитель, помахивал пистолетом, распугивая нахохленных старушек-диверсанток из дома напротив.
Наташа была уже одета и накрашена. Что она в последнее время делала лучше, чем раньше, – это наводила макияж и все такое из женских штучек. Конечно, теперь ее видит не только муж, но и куча других мужиков, так что надо выглядеть существенно лучше, раздраженно подумал Свиридов.
– Ты уходишь? – спросил он.
– Да.
– Ты же сегодня не была на этой своей работе, а теперь на ночь глядя куда-то уходишь.
– Ленка пригласила посидеть в ресторане, – не моргнув глазом, соврала Наташа. – Потрепаться. Есть один разговорчик…
– Много что-то у тебя в последнее время стало разговорчиков, – с досадой сказал Свиридов и одним глотком допил уже остывший кофе.
Наташа рассеянно прищурилась на него и спросила:
– А что? Нельзя? Как тебе по неделям дома не быть, так это можно, а мне – так сразу же возникают неуместные разговоры и взгляды косые.
– Димка… – заикнулся было Влад, но тут же был перебит дражайшей супругой.
– Мы же наняли няню? Наняли. Хорошую, с рекомендациями. Толстую.
– Со мной почти не…
– А ты раньше со мной много общался? Пришел, увидел, пое… поел – и все общение, – отозвалась Наташа, разглядывая свои прекрасно наманикюренные ногти с таким неподдельным интересом, словно это была какая-то уникальная драгоценность.
Свиридов решительно повернулся к жене и, хлопнув узкой аристократической ладонью по столу, сказал:
– Так, Наташка! Нам надо поговорить. Не с Ленкой тебе трепаться надо, а со мной… Поговорить серьезно.
– Давай, – равнодушно согласилась Наташа.
Влад подался к ней, окинув цепким взглядом элегантную фигуру (откуда что взялось, ведь еще недавно по дому в бигудях и потертом халате рассекала?!), и проговорил:
– Я не пойму, Наташка, объясни мне. Что с тобой происходит?
– Со мной? – пожала плечами жена. – Со мной – ничего. Ничего плохого, я имею в виду.
Свиридов покачал головой:
– Нет, ты не поняла, я имею в виду… – Он замешкался, подбирая слова, нервно потер небритый подбородок. – Я имею в виду, что ты обходишься со мной, как будто я чужой.
– Чужой? – Наташа улыбнулась так весело, словно Влад сказал какой-то очаровательный милый пустячок, а не выгорбатил корявую фразу, в которую попытался вложить снедающее его недоумение и смутную тревогу. – Какой же ты чужой, дорогой? Чем ты недоволен? По-моему, в последнее время ты на меня в постели как раз не жалуешься.
– Да я не про это… – досадливо поморщился Свиридов, против воли припоминая Наташку этой ночью – страстную, ненасытную, как дикая кошка, то бросающуюся на него, скользящую по нему всем телом и доводящую до головокружения и мучительного экстаза, то замирающую и выгибающуюся, тяжело дыша полуоткрытым ртом. Да, что-что, а секс в последнее время… Секс в последнее время – единственное, что стало лучше, чем раньше.
– А про что же? Про то, что я обеды тебе не готовлю? Так у нас же теперь эта самая, горничная, и готовит она гораздо лучше, чем я. Так что, дорогой, сам выдумал себе проблему, сам и кумекай, куда бы ее подальше запихать. А я пошла.
Влад поднялся в полный рост и, шагнув к Наташе, спросил в упор, раздувая ноздри:
– Ты что, мужика себе завела, что ли?
– А ты еще ударь меня, Влад, – вскидывая на него безмятежные светло-синие глаза, предложила Наташа. – Удар у тебя поставленный, я знаю. Глядишь – и поможет. Стану прежней занюханной лахудрой в бигудях и брошу выпендриваться.
Свиридов, отдуваясь, тяжело рухнул на табурет.
Именно в этот критический в семейной жизни Свиридовых момент в кухню вошел Михал Иваныч с шестью бутылками пива в руках, веселый и цветущий, во владовском костюме и зятьковской же рубахе (Наташа решительно запретила отцу ходить в той, с позволения сказать, одежде, в которой он приехал погостить).
– Цапаетесь, а, сладкая парочка? – весело проговорил он. – Ниче, милые бранятся – только тешатся. А я вот за пивом сгонял. Сегодня же футбол по телевизору. Нельзя всухую-то: проиграют.
Михал Иваныч выдал это с таким искренним убеждением, что Наташа не удержалась от ироничной улыбки:
– Ты в прошлый раз тоже так говорил, папа. А потом заснул на середине второго этого, тайма. Я телевизор выключила, а ты проснулся через полчаса после окончания футбола и начал кричать: какое такое безобразие, почему матч не дают смотреть?
Михал Иваныч пожал массивными плечами и открыл пиво зубами.
– Ну-ка, Володька, будешь? – протянул он вторую бутылку.
Свиридов качнул головой и буркнул:
– Давай… А че за футбол-то сегодня?
Михал Иваныч, одним глотком залив в глотку половину содержимого бутылки, оживленно забубнил что-то о предматчевых раскладах и прогнозах.
Кажется, мужчины нашли общую тему, подумала Наташа. И вышла из кухни.
Сегодня ей предстояло ехать на выезд. С отвязанным бисексуалом Серегой-Сергейшей, по совместительству учившимся на театральном факультете, Светкой Морозовой и Ирой Чумаковой. Наташа прекрасно понимала, что Влад уже заподозрил неладное. Ну и черт с ним. Ведь это из-за него она по собственному почину угодила в такой переплет. Она не хотела задумываться о том, что же будет дальше, после того, как она откупит эти компрометирующие материалы… Если откупит.
Если хватит денег.
Но даже если хватит – она пока не представляла, как жить дальше. Что жить дальше надо, что никакого надлома, никакого надрыва, никаких мыслей о самоубийстве от безысходности – это понятно! Еще не хватало…
Наверное, чтобы не допускать подобных мыслей, копания в себе, в смутных предчувствиях ближайшего будущего, она в последнее время много пила. Не настолько много, чтобы нажираться, как ее папаша и Свиридов, – но все же…
Наташа подошла к зеркалу и окинула себя пристальным взглядом: хороша. Хороша Наташа, и к тому же ваша. Ваша – кто заплатит в кассу агентства достаточно денег.
Свиридова достала из бара бутылку мартини, налила себе бокал и быстро выпила. Не смакуя, не цедя глоточками – опрокинула, как водку. И тотчас же застрекотал сотовый.
– Ты где там? – раздался в трубке голос Сергейши, манерно тянущий гласные. Настраивается мальчик на работу. Обычно он говорит по-другому. – Мы ждем тебя в машине на углу Радищева и Казанской через пятнадцать минут. Ты уже готова, я думаю?